Моей супруге, которая готовит лявянги лучше всех
Опять этот сакраментальный вопрос: что бы вы хотели на ужин? Женька, ты напрашиваешься! О-хо-хо… Вынь свою бумажку и записывай… Для начала – кутабов! Знаешь что это такое? Это такие азербайджанские пирожки – тонкие, большие, по форме – точь-в-точь улыбка нового президента… С мясом! Именно с мясом! Бывают еще с тыквой, зеленью, требухой всякой, но я, знаешь ли, люблю мясные. Они, по-моему, сытнее. Неподалеку от нашего дома на Завокзальной жила такая тетя Варя – три обхвата, проще перепрыгнуть, чем обойти, – которая пекла кутабы на продажу. По полтиннику продавала. Конечно, не дешево, но зато какие вкусные это были кутабы, с зернами граната, посыпанные сумахом… барбарисом, если тебе так понятнее. Чтобы мы, мальчишки, не обожглись о свежеиспеченное, она обертывала кутабы обрывками газеты «Бакинский рабочий». Муж тети Вари работал в типографии «Коммунист» и газеты у них дома не переводились. Нередко в пекарню тети Вари свежий номер «Бакрабочего» поступал раньше, чем в городские киоски. Газетные обрывки промасливались до прозрачного состояния, но буквы были вполне разборчивы. Жуя кутаб, я читал: «Колхозники Гаджикабульского района достигли небы…», «Образование СССР – торжество ленинской по…», «Волочильщик Бахруз Иманов завершил собственную пя…» Может, поэтому печатные строки для меня казались особо аппетитными? Может, я пошел на журфак не из-за какого-то особого таланта, а из-за кутабов тети Вари, а?
*
Кстати о журфаке… Быстро запиши: джыз-быз! И не хихикай, пожалуйста! Нормальное слово. Даже вкусное. Даже джазовое. Джаз-бэнд. Джыз-быз. Неподалеку от университета, в переулке рядом с обувной мастерской, где длинноносый сапожник под портретом Сталина пришивал лямки сандалий, была столовая. Неказистая, полуподвальная, входить нужно было пригнувшись, такая обычная советская столовая для советских прохожих, не приписанных к конкретному предприятию. Случайные люди туда и заглядывать-то брезговали. Но те, кто знал, что происходит внутри, заходили, не колеблясь – с гордо опущенной головой! Хех… Впрочем они и столовой-то это заведение никогда не называли. Это была джыз-быз-хана!.. Опять хихикаешь? Ну и дура… Там всего за какие-то два рубля нам – студентам журфака — подавали роскошный джыз-быз. Представь черную сковороду размером с колесо джипа, где в кипящем курдючном жире урчат кусочки картошки, потрошков, печени, все это обильно присыпано румяными колечками лука и зеленью. Мы четверо – Валех, Исмаил, Витя и я – объедались такой порцией до отвала, до икоты, до судорог. Лук, картошку и потрошки нанизывали на гнутые алюминиевые вилки, а в горячий жир макали ломти хрустящего чурека. Запивали… Чем же мы тогда запивали? Портвейном? А то ж. Но не каждый день. А лишь по поводу. Например, защита курсовой. Или удачный семинар. Или день рождения Хрущева. Или на почте познакомились с красивой девушкой. Но баб туда не водили, нет. Даже Валех, о похождениях которого слагали неприличные баллады. А у меня вообще тогда уже невеста была. Валя. Я с ней познакомился, когда проходил практику в ленкоранской газетке, название которой сейчас и не вспомню. Что-то советское-рыболовецкое. Валя тоже практиковалась – в совхозе помощником бухгалтера. Мы с ней впервые увиделись, когда я пришел в управление за сведениями – то ли о надоях, то ли об уловах, то ли о борьбе с пьянством директора. И уже на следующий день я пригласил Валю в клуб – в кино. Название фильма не помню. Что-то про завод. Или про американских шпионов… Хех… Помню, что после кино мы встретили Заура, моего товарища по редакции, и он зазвал нас в гости. На лявянги!.. Его мама готовила курицу лявянги. Его бабушка готовила курицу лявянги! Его прабабушка готовила курицу лявянги. Я напрашивался в гости сверх всяких приличий. Потому что лявянги – это вещь! Запиши, умоляю!.. Грецкие орехи, кислые сушеные сливы, лук перетираются до состояния замазки, и этим фаршируется все на свете: курица, рыба, мои грезы, мое подсознание!..
*
Но я, кажется, рассказывал о Вале. Валя мне очень нравилась и мои чувства, кажется, ее тоже волновали. Словом, между нашим первым поцелуем, случившемся в темном сквере, до приезда валиного папаши прошла всего неделя. Валин папаша служил в железнодорожном управлении, мог ездить на поездах бесплатно, и бесплатно приехал посмотреть на меня. За погляд, ясное дело, я тоже денег брать не стал. Мы сели в центральной городской столовой, заказали какую-то ерунду и обсудили по пунктам руку, сердце, прописку и прочие нюансы нашей с Валей любви. Моя завокзальная квартира была будущим тестем одобрена. Наличие в ней мамы и тети никого не смутило. Меня тоже. Простые были времена. Да… Свадьбу сыграли там же. Валех напился привезенной из Карабаха тутовки и попытался облапать валину сестру. Сестре это, может быть, и понравилось, а вот ее мужу – не очень. Валех – староста моей группы, член комитета комсомола, делегат районной конференции – затих в углу, оформленный бадымджановой долмой – фаршированными баклажанами. Моя мама готовила бадымджановую долму по самым большим праздникам. Добавляла в фарш укроп, рейхан, … ну базилик… еще какую-то зелень. От этого долма приобретала аромат альпийских лугов, так мне казалось тогда. Представляешь, Женька, сейчас даже стекающий по Валеху мясной фарш кажется мне невероятно аппетитным.
*
Словом, мы поженились, получили дипломы и неплохо, можно сказать, устроились: Валя – на завод имени лейтенанта Шмидта, а я – в газету «Вышка». Зарабатывали не хуже других, питались тоже. Про йогурты и суши, конечно, мы тогда и не слышали, но многое можно было достать – по знакомству, да и к праздникам деликатесы в магазинах выбрасывали. Ты, Женька, хочешь спросить, что готовила моя жена? Она хорошо готовила. Она готовила и русскую кухню, и азербайджанскую, и то, что получилось в результате смешения обеих. А пити у нее получался даже лучше, чем у моей тети. Пити это такой мясной суп с горохом. Его главная особенность – готовится в глиняном горшочке. Когда Валя готовила пити, даже кошки пытались забраться к нам в форточку. Валя гоняла их мухобойкой.
Мясо в те годы мы ели, конечно, не каждый день, но и не редко. Наша соседка – армянка Нора – работала на мясокомбинате и временами приносила нам хорошие куски, печень, кости. Да и я, начав работать в газете, спустя год был придан сельскохозяйственному отделу и привозил из командировок то полбарашка, то фрукты, то вино, то еще что-то. Журналистов тогда уважали, что ты!
Однажды помню, приехал я из района, уже поздно было, темная ночь на дворе, подхожу к дому, а навстречу мне Витя выскакивает. «Что случилось?» – спрашиваю. «У Валеха жена рожает!» Я бросил сумку домой и помчался к ребятам. Пока санитарка не вышла и не сказала «Мальчик два-восемьсот», мы из приемного покоя не ушли… Валех чуть с ума не сошел от радости… Я почему это вспомнил?.. А потому, что мы немедленно отправились отмечать новорожденного в хашную. О, Женька! Хаш – самое странное, самое парадоксальное блюдо. Ты себе там отметь… Хаш варится из говяжьих ног всю ночь и поедается на рассвете. С чесночком, с водочкой, после чего, сама понимаешь, ты целый день не хочешь ни есть, ни работать, ни целоваться. Так что валехова первенца мы обмыли в хашной возле шаумяновской больницы. Хаш ты записала? Напрасно. Хаш хочу на завтрак.
*
А вот у нас с детьми как-то не получалось. Валька и по докторам бегала и по знахаркам. Даже тайно – мы ж комсомольцы! – ездили на пир – святилище. В горах растет дерево, старое-престарое, и все, чуть ли не макушки, увешано лоскутками, тряпочками, ленточками. Повяжешь ленту, скажешь заветное слово, и твоя мечта исполнится. Но то ли слова сказали не те, то ли к комсомольцам у пира особое отношение… Ничего не получилось. Зато в Шемахе мы с Валькой поели тамошние дюшбяря. Это словно пельмени, но совсем крошечные. Их лучше всего в шемахинских домах умеют готовить. Чем дюшбяря мельче – тем ловчее хозяйка. Если на ложке помещается сразу десяток – честь ей и хвала! Подают с уксусом. Запомнила, Женька?
*
Ну и зажили мы сами. А что горевать? Купили новый холодильник. Застеклили балкон. Подписались на «Новый мир» и собрание Островского. Умерла бабушка и тетя с мамой переехали к ней на квартиру. Валин папаша подарил нам цветной телевизор. Ходили в кино, в театр, на демонстрации, в гости. Жена Валеха готовила прекрасный рассыпчатый плов из продолговатого риса – с фруктами, с газмагом, с сочным гара… Хех… Принимали гостей и мы. Я ж говорю: Валька отлично готовила. Что ни седьмое ноября – у нас собирались.
Весело было. Весело было. Весело было… Советский народ с небывалым энтузиазмом… Дорогой наш Леонид Ильич!.. Пятилетку за четыре года… Нефтяники Каспия в едином порыве порываются единяться. Широко, вприпрыжку шагает Азербайджан! Наращиваются темпы развития социалистической экономики! Мимо трибун по площади Ленина маршируют стройные колонны бакинских цеховиков. Пятую колонну возглавляет знатный комбайнер Михаил Вайнштейн! Да здравствуют передовики отечественного машиностроения! Да здравствует Коммунистическая Партия Наримановского района! Ура!..
*
А потом все пошло на спад. Пропали продукты, портреты Брежнева и вера в будущее. Появились талоны на масло, артрит и злые взгляды…
Ты, Женька, можешь спросить меня, а какого такого этого, у тебя, старый хрен, не воспоминания, а какое-то кулинарное обозрение? Неужели, у тебя, гнилой ты подосиновик, не было ничего в жизни интереснее? Ведь были же, наверно, друзья, были же радости какие-то кроме жрачки, были грамоты от руководства… Ты же служил в армии, где не только картошку чистил, но какие-нибудь подвиги совершал. Ты же работал в крупнейшей газете, ты наблюдал социально-политическую жизнь страны изнутри. Твою же, скажи, Женька, мать! И где все это? Где?!
Выходит, что нигде.
Жизнь прошла, Женька. Уже. И давно. Благодаря моей Валечке, Царство ей небесное, я заканчиваю биографию в тепле и на сухих простынях. Честно скажу, я был против этой лотереи. Не верю я в розыгрыши. Наверно, потому-то мы и выиграли. Да только Валя нашим гринкардовым счастьем насладиться не успела. Померла, бедняжка, через месяц. Оставила меня одного посреди Америки. А теперь и я слег. Валяюсь здесь, одеялом придавленный, и полагаюсь на твою, Женечка милость… Хех… А ты мне все каши да бульоны, каши да бульоны. Пф… Кутабы хочу! И джыз-быз! И кебаб, который готовится за сорок минут – только-только барашек скакал у хлопкового поля и вот он уже исходит дымком на блюде, а вокруг чуть ли не весь райком собрался!.. Да и плов бы не помешал. Я уже не говорю про пахлаву, про шекер-буру, про ореховое варенье… Но сладости в другой раз. Я ж не капризный, да, Женька?.. Хех… Извини, дочка, заболтал я тебя совсем. Ну недолго тебе мучиться со мной. Видать, уже скоро… Эх, Женька, знала бы ты, как вкусно кормят в Азербайджане на поминках!..
Excuse me, Jane. Can I have a bed pan*?
_______
* (англ) Прости, Джейн. Нельзя ли мне судно?