Я коренная петербурженка, родилась еще до войны и всю блокаду провела в Ленинграде. Но позже моей второй родиной стал Баку, и так уж случилось, что большую часть жизни я прожила в Азербайджане. Поэтому также с уверенностью могу сказать, что я бакинка.
Я появилась на свет в июне 1932 года неподалеку от Ленинграда – в Гатчине, известной своей имперской историей и дворцово-парковым музеем-заповедником. Когда-то двухэтажный дом, где мы жили, целиком принадлежал моему деду – Николаю Копачу, занимавшемуся изготовлением обуви. Семья была такая большая, что даже после революционного уплотнения на всех моих родственников пришелся целый второй этаж: дяди с семьями, тётя и другие. Другой дед – Алексей Абрамович Волков – был краснодеревщиком. Я припоминаю у нас в коридоре трюмо с невероятным зеркалом до потолка. Мне же больше нравились ящички внизу, где я устраивала квартиры для своих кукол.
Отец мой, Анатолий Алексеевич Волков, работал на электростанции. Мама, Гертруда Николаевна, была домохозяйкой.
Когда началась война, отец был призван в армию, а маме велел переселяться с дочками в Ленинград. Так мы и сделали: я, мама и моя старшая сестра Лариса переехали к тете на 11-ю Линию Васильевского острова, дом 24.
И вовремя, потому что 13 сентября 1941 года Гатчина, Пушкин и другие небольшие городки вокруг Ленинграда были оккупированы фашистами. Защищая Пушкин, погиб мой отец.
В сентябре 1941-го я успела пойти в первый класс и даже получила «пятёрку» (только я знала, что цвет морковки – оранжевый), но учеба почти сразу прекратилась, потому что Ленинград был затянут в кольцо блокады и началась совершенно иная жизнь…
* * *
Мама устроилась на Калининский завод, а за нами с Ларисой взялась приглядывать тётя Ираида. Сперва еще было не так страшно. Детишкам, оставшимся в городе, в Энергетическом техникуме каждый день выдавали по стакану соевого молока с лепешкой. Но с едой становилось всё хуже и хуже. Маме, как работавшей, полагалось 250 граммов хлеба в день, а нам – по 130 граммов. Да и какой то был хлеб – наполовину из жмыха и опилок!.. Изредка дядя Петя, муж тёти Ираиды, служивший капитаном военного корабля, присылал нам юнгу с чемоданчиком. В чемоданчике была рыбка корюшка, которую глушили моряки на Неве. Но это продолжалось тоже недолго…
* * *
В городе начался голод. Сперва пропал наш кот, вышедший погулять, стали исчезать с улиц собаки, а после, говорят, стали пропадать и дети. «Ух, я тебя на котлетки!» – «шутил» сосед, видевший, как старшая сестра Лариса ведет меня на прогулку. Постепенно прогулки прекратились, гулять было просто опасно. Да и морозы подступали суровые. Мы с подоконника, через стекла, заклеенные бумажными лентами, глядели во двор и видели, как из окна напротив, прямо с третьего этажа, жильцы верёвками спускали покойника, завернутого в простыню. Нести по лестнице было, видимо, тяжело. Тащить мёртвых до кладбища тоже было трудно и потому трупы просто складывали в арке дома. Их окоченевшие ряды постепенно поднимались до самого верха.
* * *
Печку-буржуйку сперва топили дровами, но дрова быстро кончились. И в ход пошла мебель.
Город постоянно бомбили. Никогда не забуду вой сирен и тяжелые, оглушающие, взрывы. Однажды ночью мы проснулись от яркого света. Выглянули в окно, а двор весь горит. И кажется, горела крыша дома напротив. С огнем сражались мечущиеся силуэты. Наша тетя Ираида была среди них. Во время всех авианалетов, когда фашисты засыпали Ленинград бомбами, она всегда дежурила на крыше. Было очень важно успеть загасить зажигательную бомбу песком.
* * *
Маму мы почти не видели. Она день и ночь проводила на заводе, а между сменами, с другими работницами, еще и рыла окопы, строила бомбоубежища. Когда однажды мама выкроила минутку, чтобы проведать дочек, я поразилась, какой она стала некрасивой: маме в 1941-м было всего 35 лет, но она словно преждевременно состарилась. Когда она разговаривала, было видно, что у нее от цинги шатаются зубы…
Стараясь отвлечься от бесконечного чувства голода, мы с Ларисой рисовали, читали, шили куклам платья, разглядывали карту мира, висевшую на стене и воображали далекие страны…
* * *
Когда наступила весна, мы стали понемногу выходить из дому. Неподалеку, на Васильевском же острове, было два кладбища – Смоленское и Немецкое. Туда мы ходили, чтобы нарвать молодой травки для супа. И надо было еще успеть – опередить других изголодавшихся горожан.
Однажды я увидела необычную могилу: «Здесь похоронена группа детского сада, во время прогулки попавшая под бомбёжку». Наверно, это случилось осенью, когда детские сады еще работали…
* * *
Я плохо запомнила день победы. Но день снятия блокады – 27 января 1944 года – не забуду никогда. С каким счастьем мы вслушивались в голос, доносившийся из радио:
«Войска Ленинградского фронта в итоге двенадцатидневных напряженных боев прорвали и преодолели на всем фронте под Ленинградом сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону немцев, штурмом овладели важнейшими узлами сопротивления и опорными пунктами противника под Ленинградом… Успешно развивая наступление, освободили более 700 населенных пунктов и отбросили противника от Ленинграда по всему фронту на 65-100 километров… В итоге боёв решена задача исторической важности: город Ленинград полностью освобожден от вражеской блокады и от варварских артиллерийских обстрелов противника».
Блокада закончилась!.. От радости мы почему-то кинулись обнимать нашу остывшую стенную печку. Ура! Ура! Мы выжили! И скоро сможем наесться вдосталь!..
В восемь вечера снова загрохотали пушки. Но это уже были праздничные залпы, это был салют!
* * *
Когда война закончилась, я снова пошла в школу. Сразу в третий класс. Мне было 13 лет.
Окончив семилетку в 1950 году, я сразу поступила в энергетический техникум. Однокурсники были еще совсем мальчишки, но некоторые из них успели повоевать, носили медали. Получила специальность «техник-электрик по высокочастотной электро– и радиосвязи». Меня приняли на работу в НИИ без названия, но с номером почтового ящика.
* * *
А вскоре ко мне пришла первая и последняя любовь. Как-то раз на дне рождения мы фотографировались с друзьями. Одна фотокарточка досталась моей подруге Ангелине, снимок случайно увидел друг её кавалера. И заинтересовался:
– Кто это за столом? Она мне нравится! Познакомь, а?
А поскольку мы с Ангелиной были соседками, искать долго не пришлось. Так в моей жизни появился красавец-азербайджанец Фикрат Эфендиев: умный, обаятельный, элегантный.
Он учился в Ленинграде. Где учился – не скажу.
* * *
Мы начали встречаться: ходили в кино, в театры, просто гуляли по набережным…
И наконец случилось то, чего так опасалась моя мама. Я пришла и сказала, что выхожу замуж за Фикрата и уезжаю в Баку.
– Ну вы посмотрите, – всплеснула руками Гертруда Николаевна, – все стараются правдами-неправдами обосноваться в Ленинграде, а моя умная дочь навострила отсюда лыжи!
На самом деле мама очень любила Фикрата, они могли часами беседовать, вспоминая старые времена, обсуждая то да сё. Специально для моего жениха, собирая нас в дорогу, мама вышила на полотенцах и пододеяльниках изящную букву «Ф».
Но сперва была свадьба! Нашу 24-метровую комнату перегородили по диагонали столом, вдоль которого уселись мои родственники и друзья Фикрата. На столе был даже винегрет по-бакински. Главное отличие – отварная фасоль. Однокурсник Фикрата, бакинец, прознал, что мы планируем винегрет и сказал:
– Вай! Какой винегрет без лобио?! Не порядок!
И отбил на родину телеграмму, чтобы срочно выслали два кило. Так что Баку для меня начался с Фикрата и с винегрета по-бакински.
* * *
Уж сколько все меня пугали: «Куда тебя несет?! Баку – это ж сажа, копоть, там нефть чуть ли не по улицам течет!» Но с любимым человеком мне ничего не было страшно.
Отец Фикрата тогда уже умер, зато остались мама и мачеха. И обе мои свекрови приняли меня как родную. Но мы не стали их стеснять (тем более, что мама Азиза жила в Шеки), а обзавелись небольшой комнаткой неподалеку от набережной.
Конечно, ленинградку трудно удивить коммунальной квартирой: комнаты раздельные, туалеты – общие. Но в бакинских двориках все было иначе. Вместо коридоров были длинные застекленные балконы-галереи, двери никто не запирал. Вход загораживали только легкие занавесочки, полощащиеся на сквознячке. В жару спали прямо перед порогом – на раскладушках. Из окна было видно, как соседи готовят еду, гладят белье, играют в нарды, нарезают крупными ломтями арбузы и поедают их непременно с брынзой, угощая всех желающих.
* * *
Порой приходил мальчик, напоминавший мне юнгу дяди Пети. Мальчик тоже был с сумкой – приносил на продажу банки с черной и красной икрой. Икры в те времена было вдосталь, и она была вполне недорогая, всяческая рыба была тоже в изобилии. Я привыкла ходить на рынок – покупать разную снедь. Если нужно было купить чего-то немного (курочку, пучок зелени) – шла в рынок «Пассаж». Если требовалось что-то чрезвычайно свежее ехала на монтинский рынок, там колхозники сгружали свой товар прямо с электрички. В те годы я навсегда полюбила азербайджанскую зелень, начала учиться готовить местные блюда.
* * *
Удобства у нас, как говорится, были общие, а ванной не было вообще. Поэтому мыться мы ходили в старый город, в Ичери Шехер, где была хорошая баня. Я брала обеих дочурок – Анжелу и Аделю, сумку с чистым бельем, тазик, и отправлялась. Сперва мылась сама, затем наводила глянец на девочек. Укутанные, возвращались. А гулять мы с дочками выходили на Приморский бульвар. Там они и выросли. Бульвар в те времена был еще не такой огромный, как сейчас. Даже в ширину был значительно меньше – Каспий еще только собирался отступить, и кафе «Жемчужина», похожее на красивую раковину, тогда было построено на самой кромке моря. А сегодня от него до моря – просторная нижняя терраса бульвара.
Бульвар бакинцы всегда обожали. Любимым аттракционом молодежи были лодочки в Малой Венеции и парашютная вышка, с которой радостно прыгали (точнее спускались на тросе) многочисленные смельчаки.
А мы, молодые мамы, любили ходить в летний кинотеатр «Бахар» («Весна»). Днем закупали билеты, а вечером, когда темнело, кутали малышей потеплее и заезжали в открытый зал вместе с колясками. Чуть позже подросшие малышки уже бегали по рядам. Ох, сколько мы тогда фильмов пересмотрели!..
И, не поверите, но я до сих пор поддерживаю связь с теми моими «бульварными» подругами. И с их детьми.
Когда дул сильный ветер, мы шли гулять в Молоканский садик, который тогда официально назывался «9 Января», а сейчас – «Хагани». Как здорово, что до сих пор там остался знаменитый фонтан «Три грации»! А вот на месте нынешнего ресторана тогда был детский сад.
А моя младшая дочка родилась в здании, где сейчас находится великолепный Книжный центр. Многие годы прежде там была больница. И в 1959 году я туда просто дошла пешком – дворами было совсем рядом.
* * *
Каждый день мы наблюдали, как меняется Баку. Когда получили квартиру на площади Победы, прямо из окон наблюдали открытие бакинского метро. Одна из первых станций – «Гянджлик» («Молодежная») – была возле нашего двора. Собралось много людей, играла музыка. Выждав чуть-чуть, мы всей семьей отправились кататься на удивительной подземной электричке.
А еще неподалеку от нашего нового дома был другой замечательный транспорт: в парке имени Дзержинского работала детская железная дорога, на которой все роли исполняли школьники. Одетые в яркую железнодорожную униформу, мальчики и девочки работали машинистами, вагоновожатыми, дежурными по станциям – конечно, под контролем взрослых инструкторов. Смотреть на них было сплошным удовольствием. Ну и кататься на поезде тоже, разумеется.
* * *
Наш дом всегда был открыт для хороших людей. Наконец случилось то, чего так долго ждал Фикрат – прибыла его любимая тёща. Мама, надо сказать, очень не любила куда-либо выезжать, и моему мужу стоило неимоверных усилий уговорить ее приехать в Баку.
Маме все было здесь непривычно. Чуть ли не первая прогулка по Баку обернулась ЧП. Мама увидела пламя и дым на балконе жилого дома!
– Пожар! – воскликнула мама испуганно. – Где здесь телефон? Нужно немедленно вызвать пожарную команду!
– Ну что ты! – рассмеялась я. – Это люди просто разожгли мангал и собираются жарить шашлык.
– На балконе? Костёр?
– Ага. У нас в Баку это обычное дело. А потом еще соседей угостят…
Мама с большим удовольствием играла с внучками, шила для их кукол наряды, выводила Анжелу и Аделю на прогулки… Но, когда через месяц настало время возвращаться в Ленинград, она сделала это не без облегчения.
Зато моя двоюродная сестра Лёля была заядлая путешественница и приезжала к нам неоднократно. Лёля (Елена Александровна) преподавала математику в Политехническом институте, но была страстной поклонницей истории. Ее хобби было изучение памятников старины. Она досконально изучила старый Баку и как-то раз провела для меня и моей подруги Наны экскурсию по Ичери Шехер. Нана была изумлена знаниями моей кузины:
– Лёля, я словно впервые побывала в родном городе! Откуда ты всё это знаешь – про наши мечети, овданы, крепостные стены?
Елена Александровна была еще той непоседой! Выучив Баку вдоль и поперек, она отправилась исследовать бакинские пригороды, там ведь тоже полно всяческой манящей старины. Взяла с собой супруга и фотоаппарат. Не прошло и нескольких часов, как Фикрату на работу позвонили из милиции:
– Фикрат Исфендиярович, вам знакомы такие-то?
– Да, они мои родственники. А что случилось?
– Видите ли…
В принципе, Лёля с мужем не сделали ничего предосудительного: просто фотографировали какие-то развалины. Но рядом оказалась незаметная на первый взгляд электростанция. И диковинная парочка – высокая блондинка с косой вокруг головы, в белом брючном костюме, с ней низенький прихрамывающий товарищ – вызвала подозрение у бдительных бакинцев. Стоит учесть и еще одну причуду Лёли: они с мужем знали несколько языков и по определённым дням говорили только по-французски, по другим – по-английски и так далее. Просто какие-то карикатурные шпионы! Ну как на таких не заявить?
Разумеется, «подозрительных туристов» сразу отпустили. И неунывающая Лёля с мужем поехали осваивать регионы Азербайджана.
* * *
Мы же летом обычно отдыхали на севере Апшеронского полуострова – в ведомственном пансионате у поселка Бильгя. Многие десятилетия этот дом отдыха был одним из самых лучших и самых престижных. Поэтому если бакинцы говорили «мы летом отдыхали в КГБ», понимающие слушатели не пугались, а завидовали. Это было действительно замечательное место, где собиралась замечательная публика. Помню приятнейшие вечера в большом зале, где иногда за рояль садилась Зарифа Азизовна Алиева – супруга Гейдара Алиевича…
А днем мы гуляли по парку с высокими соснами, кормили белочек и, конечно, спускались по крутой тропинке к морю. Тогда пляж был еще не так обустроен и песчаные дюны были аж по колено. Сперва я гуляла там с дочками, позже – с внучками.
* * *
Сейчас у меня уже четыре внучки и семь правнуков. Я живу одна, но у меня большой холодильник, ведь в любой момент могут нагрянуть мои родные. Они то и дело созваниваются:
– Ты что сегодня делаешь?
– А вот, к Нонику собираюсь.
– Ну и я с тобой.
Так, слово за слово, и собирается компания. Восемнадцать человек? Да запросто! Это ведь еще самые близкие.
Часто приходят не только дочки, но и подруги дочек! Тянутся ко мне. Одна сказала: «Нонна Анатольевна! Вы такая… Кроме вас у меня никого нет!» После я с удивлением узнала, что у нее несколько братьев и сестёр.
Я порой среди ночи, если не спится, готовлю обеды впрок. Чтобы всегда быть готовой к гостям.
Я вообще люблю стряпать: пити (1), кюфту-бозбаш (2), ярпаг долмасы (3), бадымджан долмасы (4), баклажановую икру… Могу иногда пожарить люля (5) на сковороде, сумах-то (6) всегда есть. Сама квашу капусту – по-молокански (7). Кялям долмасы (8) я люблю готовить с айвой или алычой. Когда варю варенье из инжира, непременно снимаю кожицу – так ягоды получаются особенно нежно-янтарными. И варю помногу – тазами!
Давно привыкла: в праздники дома непременно должно пахнуть пловом. А на Новруз Байрамы (9) – на столе обязательно должно быть семь видов сладостей!
* * *
Когда я ездила повидаться с петербуржской родней, всегда захватывала с собой чемодан наших продуктов: баклажанов, виноградных листьев, зелени, приправ, сладостей и прочего. И все знали: если едет Нонна, непременно будет замечательный обед по-азербайджански. Там я всех выпроваживала из кухни и предупреждала: «Будет пахнуть гарью (а что поделать, если баклажаны нужно печь на открытом огне?), но после вы пальчики оближете!» На десерт непременно гоз-пахлава (10) – самая вкусная!
Сама я всем сладостям предпочитаю кялля-гянд (11) – привыкла в Баку пить с ним чай вприкуску. В Санкт-Петербурге такого нет, поэтому я возила его с собой. Родственники удивлялись и хранили его для меня годами.
Да, в Санкт-Петербург я приезжала уже как бакинка. Ведь, что ни говори, а в Баку я прожила больше полувека.
* * *
…Раньше в Баку нас – блокадников – было много. При Совете Ветеранов была организована Ассоциация блокадников Ленинграда. В нее вошли и участники защиты Ленинграда. Мы проводили различные мероприятия, участвовали в юбилейных торжествах, нередко вместе отмечали праздники, постоянно созванивались. Спасибо государству, у нас неплохая пенсия, не забывают нас и различные организации, например, Русская община, Российский Информационно-Культурный Центр… Но, увы, нас с каждым годом всё меньше и меньше. Защитников не осталось вовсе, а блокадников сегодня в Баку – всего шесть человек.
…Помню, как-то раз мы всей ассоциацией поехали в дом отдыха. Был бархатный сезон, ранняя осень. И важную для всех нас дату 8 сентября – начало блокады Ленинграда – в тот раз мы встретили на берегу тёплого Каспийского моря. В этот день мы попросили на кухне подготовить для нас особенное угощение, которое не понять никому кроме блокадников: на весь день – лишь кусочек чёрного хлеба весом в 150 граммов. Кто-то съел сразу, кто-то отщипывал понемногу в течение дня. И вспоминали то тяжелейшее время, которое объединило нас, которое мы не забудем никогда и символом которого стал блокадный паёк…
Специально для журнала «Баку», 2020 год
Рисунки – Катя Толстая
————————————————————
(1) пити – суп из баранины
(2) кюфта-бозбаш – суп с горохом и большими фрикадельками
(3) ярпаг долмасы – долма из виноградных листьев
(4) бадымджан долмасы – фаршированные баклажаны и помидоры
(5) люля – фарш из баранины, скатанный в колбаски, обычно жарится на углях (вид шашлыка)
(6) сумах – традиционная приправа к мясу, слегка кислая на вкус
(7) молокане – приверженцы одного из течений духовного христианства, переселенные в Азербайдджан в XVIII-XIX вв.
(8) кялям долмасы – фаршированная капуста, голубцы по-азербайджански
(9) Новруз Байрамы – Праздник Весны
(10) гоз-пахлава – пахлава с грецкими орехами
(11) кялля-гянд – колотый сахар, сахар от «сахарной головы»