Каждый бакинец растет в квартале. Квартал — это концентрат большого города. В квартале есть своя красота и своя мудрость, свой неповторимый характер и свой колорит. Есть свои герои и антигерои, свои чудаки и свои гении. В таких кварталах вырос и я.
Когда я появился на свет, мои родители жили в доме на улице Корганова, прозванном в Баку «Домом реабилитированных».
Это здание было построено в 1958 году и, как понятно из названия, в нем получили квартиры бывшие «враги народа», полностью оправданные при Хрущёве. Среди наших соседей была Тамара-ханум — дочь Фатали-хана Хойского — первого премьер-министра Азербайджанской Демократической Республики. На третьем этаже жил Салех Балаевич Годжаев — легендарный ректор Азербайджанского Института Нефти и Химии, на втором — нефтяник Гюльбала Алиев… Генерал Мурсалбеков (кажется, он был кавалеристом) руководивший бакинским ипподромом, каждый год традиционно приглашал соседей на открытие сезона. А его супруга Людмила Тихоновна запрещала нам, мальчишкам играть во дворе в футбол: «Тихо! Радочка должна заниматься!» Людмила Тихоновна была тёщей нашего выдающегося певца Рашида Бейбутова и воспитывала внучку Рашиду.
Мамедэмин Шекинский
Квартиру на Корганова получил мой дед — Мамедэмин Шекинский, репрессированный в 1937 году и 18 лет проведший в ссылке на Колыме. До войны он много лет возглавлял бакинскую милицию. Где-то у родственников хранится уникальная телеграмма, адресованная Феликсом Дзержинским руководителю советского Азербайджана Сергею Кирову. В ней говорится примерно следующее: «Прошу освободить из-под стражи поэта Есенина». И резолюция Кирова: «Тов. Шекинскому. Освободить». Выходит, даже Сергея Есенина дед брал под стражу.
О, дед был удивительный человек! Переодевшись в бандита, он мог внедриться в «малину», а утром всех ее обитателей арестовать. Притворившись колхозником, надев потрёпанную папаху и взвалив на спину хурджун, он, бывало, подходил к постовому и засыпал того вопросами: «Как пройти к набережной? А какой трамвай идет к вокзалу?» Если постовой после двух-трех ответов срывался и грубил надоедливому «крестьянину», тот снимал грим и устраивал нерадивому подчиненному невероятную выволочку: «Ты служишь народу, как ты можешь так обращаться с народом?!», вслед за чем нередко следовало увольнение.
Как-то раз я познакомился с милиционером Баба-дайы, который до войны служил регулировщиком. Он мне рассказал следующую историю. Однажды, в начале 1930-х, темным дождливым вечером Баба-дайы остановил автомобиль, совершивший поворот против правил.
— Да ты знаешь, чья это машина?! — гневно спросил водитель.
— Мне все равно, здесь поворот запрещен.
— Это машина самого Шекинского!!!
— Не имеет значения!
Когда, сдав пост, Баба-дайы зашел в отделение, ему сказали, что его вызывает начальник городской милиции Шекинский.
— Разрешите с женой проститься? — спросил Баба-дайы.
Он мне подробно рассказал, как прощался с супругой Баладжа-ханум, как собирал вещи в узелок… В «последний путь» Баба-дайы провожал весь двор. Час спустя регулировщик предстал перед грозным начальником. А грозный начальник выбежал из-за стола, обнял его, поблагодарил за «отличное несение службы», наградил именными часами и сказал:
— Сынок, так и продолжай!
У деда в сейфе были немалые суммы на содержание агентуры, но он не мог себе позволить взять оттуда на личные нужды хотя бы копейку. Случалось, что одалживал у подчиненных рубль на папиросы — был заядлым курильщиком.
И обязательно отмечу, что мой дед Мамедэмин не был исключением из правил. Напротив, это негодяи и взяточники были исключениями. А из таких, как дед, состоял весь город, вся страна, наверно… Я так думаю.
Кстати именно дед назвал меня Искендером — в честь Александра Македонского.
Советская
Когда я родился, меня подарили… Подарили маминой сестре, которую я считаю своей второй мамой. Во время войны она работала на бисквитной фабрике и, получая усиленный паёк, помогла выжить не только родителям, братьям и сестрам, но и семье «врага народа» — моему отцу, который тогда уже ухаживал за моей мамой. Тетя так и не вышла замуж, своих детей у нее не было, поэтому меня поселили к ней. И в дальнейшем к родителям я приходил только на выходные. Так и жил на два дома, с двумя мамами.
Словом, большую часть времени я проводил в части города, которую долгое время называли «Советской», в «Шемахинском квартале», образовавшемся, когда в Баку, после страшного землетрясения 1902 года, переехало множество беженцев из Шемахи.
Бытует мнение, что «Советская» была эдаким хулиганско-криминальным районом. Да, были изрядные сорванцы. Но даже те, кто не раз и не два отсидел, вели себя в отчих кварталах, я бы сказал, интеллигентно. Иначе было просто неприлично. А ведь какие замечательные люди жили вокруг нас! Бывший консул СССР в Тегеране дядя Джебраил, гармонист Автандил Исрафилов, кларнетист Магеррам Зейналов. Умные, интересные, многогранно талантливые! Вот, например, наш сосед, выдающийся композитор Ариф Меликов, автор знаменитой «Легенды о Любви», играл прекрасно не только на рояле, но и в нарды. Я был свидетелем, как однажды в пансионате на каспийском побережье, он выиграл большой турнир, обыграв Муслима Магомаева и других знаменитостей.
— Разумеется, — сказала моя мама, — ведь Ариф вырос на нашей улице!
Да, наша улица славилась своими азартными игроками. Взрослые играли в нарды, в «очко», в трехкарточный покер «секу», позже — в домино.
Один из соседей как-то раз остановил такси, проезжавшее по улице Островского:
— Шеф, свободен?
— Свободен.
— Совсем свободен?
— Что значит «совсем свободен»?
— Может, сыграем во что-нибудь?
Другой завзятый игрок однажды привязался к соседу дяде Эльчину который в то время делал капитальный ремонт дома:
— Эльчин, давай сыграем!
— Честное слово, нет ни времени, ни денег! Все на ремонт, будь он не ладен, ушло!
— Денег нет — не страшно. Можешь на кирпичи играть!..
Было немало виртуозов игры. Помню, как сосед дядя Шамиль по прозвищу Дошу, знавший об играх всё, однажды показал мне трюк:
— Искендер, вот шесть монет. Сейчас я заброшу их на крышу. Загадай, сколько монет выпадет «орлом», а сколько «решкой».
— Допустим, две монеты — «решкой», а четыре — «орлом».
— Хорошо.
И он закинул монеты на крышу нашего одноэтажного дома. Для проверки вызвали соседского мальчишку, младше меня, попросили забраться на крышу, посмотреть. И что же… Разумеется, выяснилось, что дядя Шамиль выполнил мой заказ. Как он это делал — ума не приложу.
Мы, дети играли в «джай» (в альчики), в «Пожар» (нужно было 5-копеечной монетой разбить стопку 20-копеечных), в «Энзели» (что-то вроде чехарды), в «Казаки-разбойники» (порой игра могла длиться 3-4 часа). Играли и в «Наккули» — азербайджанский брат русской игры в «Чижа». Пока биток находился в воздухе, надо было прокричать: «Чашка-ложка, суп-картошка, Белый город, Черный город, наккули-и-и-и». И тянуть это до тех пор, пока партнер не поймает биток.
Люди нашего квартала
Были в нашем квартале еще те озорники. Помню, на занятия в политех (экономфак института располагался в нашей махалле, на улице Щорса) приехал на своем «Москвиче» преподаватель. После уроков — глядь, а «Москвич» без колес, на кирпичах стоит! Он подошел к местной братве, крутившей четки неподалеку:
— Ну что это за дела, ребята?
— А что такое?
— Вот, поглядите!
Поглядели.
— Ей-богу, муаллим, ты так приехал!
Квартал наш был маленьким, уютным миром. Когда одна из моих тетушек выходила замуж за парня из микрорайона, в доме чуть ли не траур установился: мы теряем нашу любимую Шахизу, едет она в дали дальние, не увидим ее уже, наверно! До первого микрорайона от нас на автобусе минут двадцать не больше, но казался он нам краем света.
Жили размеренно, скромно. Вычурность была не в чести. Помню, как директор школы, Любовь Яковлевна, заметила, что одного из учеников подвезли на машине. Она позвонила отцу мальчика — Сулейману Татлиеву, управляющему делами Совета Министров Азербайджанской ССР(!), и попросила, чтобы такое впредь не повторялось.
Прелесть этих кварталов, невзрачных, потрепанных, была в том, что оттуда выходили удивительные люди, порой настоящая элита. На нашей улице жил даже классик азербайджанского литературы Джалил Мамедкулизаде, выпускавший до революции блистательный и очень острый сатирический журнал «Молла Насреддин». А я, уже работая в НПО Космических исследований, увидел близко еще одного нашего соседа, жившего (когда бывал в Баку) на несколько домов ниже — уже рассекреченного, а значит о нем уже можно было говорить. Это был Керим Аббас-Алиевич Керимов, один из основоположников советской космической программы и председатель Государственной комиссии по лётным испытаниям пилотируемых кораблей.
В квартале жило немало таксистов. Все таксисты негласно делились на хороших и плохих. «Хорошие» соседей подвозили бесплатно, а плохие, если видели из машины соседа — отворачивались.
Много в квартале было и спортсменов. Разумеется, большинство занимались борьбой. Но однажды, когда наш Рафик Иманов стал чемпионом Азербайджана по боксу, многие юные борцы моментально перекинулись в бокс.
Жил на нашей улице и главный тренер юношеской сборной по вольной борьбе Хосров Джафаров. В трудные голодные времена он приводил домой своих подопечных и кормил их обедом. Борцам ведь очень важно хорошо питаться, а на рубеже 1980-х и 90-х далеко не многие могли себе такое позволить. Вот Учитель и заботился о ребятах.
Детский сад
…Как и многих детей, меня отдали в детский сад. Каждый день, перед обедом, мы шли на прогулку в Губернаторский сад или на бульвар. И всякий раз, когда мы переходили Коммунистическую улицу (сейчас Истиглалият), откуда-то появлялся странный, несколько искривленный и очень подвижный человек, который отважно перекрывал движение и чуть ли не за руку переводил малышей. Нам он казался старым, но, наверно, ему было лет сорок. Теперь я понимаю, что он был не от мира сего и видел в этом поступке свою некую миссию: вероятно, жил неподалеку, специально выжидал, когда детсад пойдет на прогулку и на несколько минут превращался в героя.
Иногда мы шли мимо филармонии, мимо ряда красочных афиш, расписанных гуашью. Особой забавой было провести пальцами по афише, собрав образцы краски. Побеждал тот малыш, у кого на пальцах образовывалась самая богатая палитра.
В Губернаторском саду тогда были очень густые заросли и нас, детей, воспитатели пугали всякими страшилками, чтобы не разбегались по «губернаторским джунглям», а мы засматривались на удивительный фонтан, в центре которого стоял сказочный герой Мелик-Мамед с волшебной птицей Зумруд.
Детский сад — это первая дружба, первая любовь и первые капризы: «Не хочу черную икру!» Да-да, два раза в неделю нас кормили черной икрой, которая мне совершенно не нравилась. Икру я оценил много позже, когда мне сказали, что это отличная закуска.
С одним из детсадовских друзей я восстановил дружбу спустя почти 40 лет. На одном из важных мероприятий в той же филармонии, у гардероба, товарищ принялся меня знакомить:
— Искендер-муаллим, это Чингиз-муаллим! Чингиз-муаллим, это Искендер-муаллим!
Чингиз-муаллим улыбнулся:
— Какой же он Искендер-муаллим? Это же Исик! Вспомни детский сад!
— Что-что?.. Чина? Ты?!
Вот ведь как бывает: мой детсадовский приятель, с которым мы вместе съели не одну тарелку каши, спустя годы вырос в известного на весь мир Народного писателя Азербайджана Чингиза Абдуллаева!
Сейчас в здании нашего детского сада располагается посольство Ирана.
Бакинское метро, шахматы
Там же, поблизости, практически на наших глазах, в ноябре 1967 года, открылось бакинское метро — пятый метрополитен в СССР. Станция «Баксовет» (сейчас «Ичери Шехер») была совсем рядом с нами. Ах, как я хотел увидеть это подземное чудо! Но мне дома сказали, что стоит подождать хотя бы пару деньков, чтобы схлынул основной поток бакинцев, стремившихся в подземку на экскурсию. Прошли два дня и мой дядя Тофик взял меня посмотреть метро. Никогда не забуду, как мы шли к станции «Баксовет», как спускались на эскалаторе, как прокатились до станции «Нариманов» и обратно. Тогда в Баку открылось всего пять станций. Мы посмотрели все!
Да, дядя Тофик много значил в моей жизни. Например, он научил меня играть в шахматы. Играли мы почти каждый вечер и каждый вечер я проигрывал дяде партию за партией. Горечь поражений усиливалась еще и тем, что дядя, стараясь разбудить во мне спортивный азарт, изощрялся в шутках и в подначивании. Что ж, азарт действительно пробудился. И я записался в шахматную секцию Дворца Пионеров и Школьников имени Юрия Гагарина, тем более, что располагался дворец совсем рядом. Там я познакомился с замечательными тренерами Татьяной Горбулевой и Олегом Приворотским. И позанимавшись в секции 3-4 месяца, я начал наносить дяде Тофику поражение за поражением, в результате он признал, что ученик превзошел учителя. Впоследствии, в составе сборной школы, я стал чемпионом Баку, но несмотря на это не скажу, что обладаю какими-то особенными шахматными способностями. Тем более на фоне элиты нашей шахматной секции. Куда уж мне! Олег Исаакович Приворотский воспитал международного мастера Ростислава Корсунского, гроссмейстера Эльмара Магеррамова, будущего вице-чемпиона СССР. В той же секции, рядом с нами, занимался юный Гарик Вайнштейн, который уже тогда показывал свой высочайший уровень, задолго до того, как стал Чемпионом мира Гарри Каспаровым…
Мои школы
Сперва я учился в школе №150. Это была еще та школа… Ее учеников описывает характерная история.
Однажды мой одноклассник получил «двойку». В связи с этим он собрал близких друзей с квартала и устроил им богатое угощение.
— Что случилось? — спросили друзья, поедая пирожки и запивая их лимонадом.
— Я двойку получил! — гордо отвечал герой «праздника».
— Что ж ты радуешься? — удивились «гости».
— Как не радоваться? — пожал плечами тот. — Раньше только «единицы» были. И вот наконец «двойка»!
Школа №134, куда я перешел, была знаменитой на весь город. Там я увлекся математикой и физикой, там познакомился со своими самыми близкими друзьями, там начал играть в КВН. Заводилой был Гриша Гурвич — впоследствии знаменитый театральный режиссёр, драматург и телеведущий. Он был старше нас на пару лет, но наша компания ему чем-то приглянулась.
Как-то раз мы репетировали у меня дома. Репетировали танец канкан. Гриша не был хрупким мальчиком, скорей наоборот. Я тоже был толстым… Словом, выплясывая, мы даже не заметили, как чешская хрустальная ваза, стоявшая на пианино, принялась прыгать вместе с нами. Доскакала до края инструмента и свалилась вниз.
— Ой, — сказал Гриша, тапком трогая сверкающие осколки, — Извините.
И мы продолжили репетицию.
КВН тогда уже был запрещен, но в Баку в него играли всегда. Это было время меж двух КВН-легенд: «Парнями из Баку» Юлия Гусмана и «Парнями из Баку» Анара Мамедханова.
Расим Оджагов и Эмин Сабитоглы
Люди вокруг были потрясающие! Однажды друг пригласил меня домой на котлеты. Чуть погодя к нам присоединились еще два человека. Это были Расим Оджагов и Эмин Сабитоглы. Два азербайджанских гения! Один — кинематографа, второй — эстрадной и киномузыки. Уютно сели за столом и вдруг дядя Расим сказал:
— Эмин, поставь-ка кассету, что ты мне показывал сегодня.
И нам:
— Эмин написал новую песню.
Эмин Сабитоглы передал аудиокассету моему другу, и тот включил мелодию, трогательную и одновременно будоражащую, мелодию, которая позже прославится как песня «Шукриййя» на слова Ахмеда Джавада и войдет в золотой фонд азербайджанской музыки.
— Что скажете? — спросил нас Расим Оджагов.
Мы молчали, потрясенные. И тогда Оджагов ответил сам:
— По-моему, это гениально.
Мы просидели не менее четырех часов. Мы с другом в основном молчали и слушали мэтров, которые говорили о музыке, о кино, о литературе… Эх, это был такой диалог, который украсил бы любую телепрограмму об искусстве. Жаль, никто не догадался записать…
Музыка
Мой отец был нефтяником и у него почти не оставалось времени на воспитание детей. Но он меня научил читать в три года, он настоял, чтоб я занялся музыкой. Ох, как я ненавидел это фортепиано! А еще меня заставляли играть для гостей. Совсем стало плохо, когда в гости пришел двоюродный дядя — композитор Джевдет Гаджиев.
— Ну-ка, Искендер, сыграй нам, — отец хотел, чтобы автор симфонической поэмы «За мир!» и оперы «Родина» (совместно с Кара Караевым) оценил способности его старшего сына.
А я уже и спать хотел, и вообще не выносил что-то делать по приказу, однако перечить отцу не мог ни в коем случае. Сел, кое-как отыграл недавно разученный урок. Вопреки моим ожиданиям, Джевдет Гаджиев пришел в восторг:
— Хикмет, — сказал он отцу, — парень станет великим дирижёром!
И мои мечты бросить музыкальную школу рухнули. Скрепя сердце я ее закончил и, казалось бы, покончил с музыкой навсегда. К пианино даже не подходил. Но однажды, спустя год-два я утром встал, вдруг сел за инструмент и заиграл джаз. Джаз, который до тех пор даже не учил. Так музыка вернулась в мою жизнь и больше ее не покидает. Профессиональным музыкантом я не стал, но это, возможно, даже к лучшему. Именно это несколько лет назад навело одного из моих друзей Айдына Талышинского на идею:
— Искендер, а почему бы тебе не сделать радиопрограмму о музыке?
— Ну что ты говоришь? Я же не специалист!
— Это и прекрасно! С одной стороны, ты знаешь о музыке немало, отличаешь, скажем, Оскара Питерсона от Каунта Бейси, а с другой — можешь донести музыкальные премудрости до простой публики.
С тех пор, почти каждую неделю, и доношу — в радиопередаче «Классическое музыкальное наследие».
Чтобы слушали жители моего квартала. И все остальные.
Культуру надо прививать! Академик Капица говорил даже, что культуру нужно насаждать. Это прекрасно понимал наш национальный лидер Гейдар Алиев, который, еще в 1970-е годы приказывал всем руководящим работникам регулярно посещать филармонию. Ходил туда и мой дядя, начальник Управления геологии при Совмине, с супругой, секретарем райкома…
Мой Баку
Да, мой Баку — Баку музыкальный… Вспоминается Зеленый театр, который был летним музыкальным раем для бакинцев, летней культурной меккой! А поскольку лето в Баку порой продолжается с мая по октябрь, то в Зеленый театр ходили много и часто. Там выступали и самые популярные гастролеры, и местные исполнители. Классика, эстрада, джаз — всё было. И даже кино показывали.
— Ай! Землетрясение началось! — закричали мы как-то в ужасе, смотря какой-то завораживающий заграничный фильм.
А это был отнюдь не страшный катаклизм на экране. Просто бакинский ветер стал трепать сам экран.
В «Бахар» — летний кинотеатр на бульваре — традиционно ходили всей семьей. Непременно брали с собой жакеты и свитера — чтобы не продул вечерний бриз. Если был второй сеанс, то домой могли вернуться за полночь.
Очень важным для молодежи был кинотеатр «Знание». Там фильмы крутили практически нон-стоп, не зажигая свет. Поэтому парочки на задних рядах ничто не тревожило.
Мой Баку — Баку шахматный. На бульваре был прекрасный шахматный клуб с прозрачными стенами. Да и не только в клубе играли. Шахматные доски порой виднелись и на скамейках, и на барьерах… В каждой шахматной компании обязательно попадался «специалист», который разбирался в шахматах лучше Карпова, Таля и Ботвинника вместе взятых. Правда, когда неведомым образом в эту компанию забредал настоящий гроссмейстер, то такие авторитеты лопались как мыльные пузыри.
Мой Баку — Баку научный. Когда я работал ученым секретарем в Президиуме Академии Наук, мне посчастливилось трудиться рядом с выдающимися азербайджанскими учеными: Азадом Мирзаджанзаде, Чингизом Каджаром, Чингизом Джуварлы, Джамилем Кулиевым, Эльдаром Салаевым Гасаном, Абдуллаевым и многими другими.
Академия была центром не только научной мысли, но и центром жизни общественной. Там начались первые митинги, там, после кровавого ввода войск 1990 года, ученые, писатели первыми рвали свои партбилеты.
Мой Баку — Баку спортивный. Я помню гребцов на байдарках, рассекающих бакинскую бухту, помню косые паруса яхт на городских регатах, помню даже, когда на набережной действовала парашютная вышка. Какая очередь там собиралась: роскошный адреналин! С одноклассниками мы часы напролет могли наблюдать как на корте <набережной> тренируется выдающийся азербайджанский теннисист Сергей Лихачев — 15-кратный чемпион СССР.
Мой Баку — Баку свадебный. Ах, какие задушевные были раньше свадьбы! В нашем квартале свадьбы игрались обычно в спортивном зале школы. Приносились столы из буфета, устанавливались лавки, нарезались тазы оливье и винегрета, приглашалось народное трио. Причем раньше музыканты не использовали усиливающую звук технику, и те, кто хотел поплясать — танцевали, а кто хотел побеседовать — могли вполне слышать друг друга. Нередко тамадой назначался кто-то из гостей и бывало, что он справлялся с этой ролью лучше, чем приглашенный посторонний, ведь «свой тамада» знал, про кого из собравшихся что говорить, над кем и как пошутить.
А новобрачные наутро мучительно размышляли, куда деть бесконечные хрустальные вазы и фарфоровые сервизы, надаренные родней и друзьями.
В Баку было два самых знаменитых продовольственных магазина: продуктовый Шахновича и «Гастроном» Багирова. Оба заведующих — Моисей Шахнович и Мусеиб Багиров — были ветеранами Великой Отечественной, Героями Советского Союза. Возможно, поэтому работали на совесть. Помню, что у Шахновича порой можно найти было дефицитнейшие продукты. Моисей Давидович не прятал их под прилавок, а позволял полакомиться рядовым бакинцам. И у него, и у Багирова продавались вкуснейшие слоеные пирожки с мясом и с рисом!
Да, конечно, что греха таить, мой Баку — и Баку кулинарный. В прежние годы ресторанов было немного, но все они были высочайшего уровня, каждый — со своей аурой. Когда ты заходил в ресторан «Дружба», тебя окутывал дурманящий запах дорогого коньяка, заграничных сигарет и копченых балыков. Все знали, что в ресторане «Жемчужина» лучший шашлык из осетрины, в «Интуристе» — котлеты по-киевски, а в кафе «Матери и ребенка» — блинчики с мясом. И все было сравнительно доступно. Как-то раз, будучи еще девятиклассником, я случайно обзавелся огромной суммой в 20 рублей. Позвал друзей, и впятером мы отправились в шашлычную «Босоножка», где несколько часов подряд тщетно пытались проесть эти деньги. Ели, ели, а 20 рублей все не заканчивались…
Мой Баку — город радостных, дружелюбных людей. Когда проходил всю Торговую улицу из конца в конец, в итоге могла заболеть шея — столько приходилось вертеть головой и кивать знакомым. А если гулял с товарищем, то ведь нужно было кланяться и его приятелям! Знакомились, общались… Так развивалась наша бакинская социальная сеть за десятилетия до появления интернета…
Баку остается Баку. Он всегда меняется, это закон жизни. Наши деды видели один Баку, наши отцы — другой. Баку наших детей неминуемо становится отличным от Баку прошлого… Но должно и будет оставаться главное — дух этого города в жителях этого города.
Ребята моего квартала опасались ходить в Крепость, чужаков там приняли бы, скажем так, болезненно для их организмов. По той же причине «крепостные» пацаны из Крепости остерегались посещения нашего района. Но! Если в центр приезжали задиристые посторонние, то все центровые — и наши, и «крепостные» — пацаны объединялись, чтобы постоять за свою территорию…
Я скажу, кто такие настоящие бакинцы, хотя мой ответ на этот вопрос вряд ли будет оригинальным. Настоящие бакинцы — это люди, которые умеют жить в Баку, которые соблюдают обычаи своего города, соблюдают правила общежития в мегаполисе, правила жизни в каждом отдельно взятом квартале. И при этом, пусть даже они в какой-то момент и разобщены, если потребуется, они всегда дружно выступят на защиту своего родного Баку.
ИНФО:
Искендер Шекинский — заместитель заведующего отдела спорта Министерства Молодежи и Спорта Азербайджанской республики. Автор и ведущий радиопрограммы «Классическое музыкальное наследие».Рисунки: Катя Толставя
Специально для журнала «Баку»
2019 год