Я родился в древнем азербайджанском городе Шуше, а всерьёз заниматься музыкой начал в Баку. И хоть я много лет прожил, обучаясь, в Европе, моё сердце поделено между двумя азербайджанскими столицами. Ведь Шуша недавно была провозглашена культурной столицей Азербайджана.
Первое воспоминание о детстве – снег. Сверкающий снег, звенящая тишина и упоительный, хрустальный воздух. По легенде, из-за прозрачности воздуха мой родной город Шуша и был так назван его основателем Панахали-ханом. Шуша по-азербайджански – стекло.
Можно было бы сказать, что Шуша окружена горами, но она сама расположена на высокой горе, поэтому вокруг города были больше видны облака… А в ясные ночи казалось, что до звезд можно дотянуться рукой.
В этом городе, среди гор и облаков, в самом сердце Карабаха, я и родился в 1982 году.
Шуша – небольшой город. Помню, что у нас был всего один автобусный маршрут, по которому курсировали два автобуса-«Пазика». Поскольку маршрут был единственный, то и номера у него не было. На автобусе просто значилось: «По городу». В детский сад меня водили пешком. По дороге находилась будка, где торговали пешмеком – сахарной ватой. Ах, и вкусная была та вата, жаль, что нельзя было её есть каждый день!
* * *
Исторически город был разделен на семнадцать кварталов: Сеидли, Джульфалар, Саатлы, Кочарли, Мердинли и так далее. В каждом квартале были свой родник, своя мечеть, своя баня. Мы жили в большом доме деда прямо рядом со знаменитой мечетью Гёвхар-ага. Мечеть была закрыта, там был какой-то склад, но ее высокими красно-бело-бирюзовыми минаретами я любовался с младенчества. И как только научился держать в руке карандаш, принялся их рисовать. А фломастерами нарисовал вертолёт. Из вертолета выходил мой дядя. Обычно в высокогорную Шушу приезжали на междугородних автобусах. Но для каких-то особых случаев использовались транспортные вертолёты, которые могли приземлиться лишь в одном месте – на Джидыр-дюзю, красивейшем поле, расположенном над пропастью Дашалты. Когда-то на этом поле проводились соревнования карабахских скакунов, потому-то его так и назвали – «Поле для скачек».
Природа вокруг была потрясающая, не зря же сюда стремились гости со всего Азербайджана, а заодно и туристы из других республик тогда еще Советского Союза. Кто оставался отдыхать в санатории, кто просто устраивал пикник у источника. Для своей родни и особенно для меня – своего первого внука – дед тоже регулярно устраивал вылазки на природу, и я близко познакомился со всеми окрестностями. Например, у родника по прозвищу «Зонтик», где вода стекает со скалы широким каскадом, бывал не один десяток раз.
* * *
Однажды мы пошли в небольшой поход с детским садом. Глубоко в лесу воспитательница показала нам удивительный ключ – источник минеральной воды, бьющий фонтаном из-под земли. «Как здорово! – восхитился я. – Но какая досада, что это чудо не видят мои приятели-соседи, и как жаль, что мои родные не могут попробовать эту вкусную воду!..»
Однако решение проблемы нашлось очень быстро. Я выбрал погожий денёк и подговорил друга Бяхруза отправиться в поход самостоятельно. И два шестилетних карапуза в коротких штанишках отправились в путешествие. Из снаряжения я взял лишь пустую бутылку из-под коньяка «Наполеон» с настоящей пробкой. Шли весело, напевали песни. В лесу поели ежевики, набрали ягод в карманы. Но когда мы добрались до родника, меня ждало жестокое разочарование. Фонтана не было!..
«Стоило сюда тащиться столько часов!» – грустно подумал я. Часов у меня не было, но казалось, что шли долго.
Делать нечего, нужно возвращаться.
Но только мы повернули в обратный путь, под землей что-то зашумело… забурчало… И упругий фонтан родниковой воды с шумом вознесся к ветвям деревьев!.. Этот родник, как я понимаю, был не постоянным, а накапливался где-то в недрах земли и лишь после выскакивал на свободу.
Как же мы с Бяхрузом были счастливы! Напились воды вдосталь, я наполнил бутылку, и мы отправились в обратный путь.
Шли вприпрыжку, веселились… Но, наверно, прыгать нужно было поменьше. Потому что на полпути минеральная вода в бутылке выбила пробку и почти вся вылилась. Да что ты тут будешь делать!.. Пошли обратно, снова наполнили. Словом, когда мы подходили к городу, солнце уже клонилось к закату. А навстречу нам шла встревоженная толпа горожан. Оказывается, нас уже давно искали всем миром.
– Идите-ка, ребятки, быстро домой, – сказали нам. – ох и будет вам нахлобучка!
Да, такого нагоняя я не получал ни до, ни после. Но когда родные увидели, что я принес им воду и ягоды, их сердца смягчились. Оценили мою заботу.
* * *
В Шуше горожане предпочитали называть друг друга не по фамилиям, а давать прозвища. Если кто-то из приезжих спрашивал, например, Теймура, то сразу уточняли:
– Какой Теймур? Есть Глухой Теймур, а есть Голубоглазый Теймур.
Моего деда звали Иса Рагимов, но все называли его Иса Шушинский. Он был ханенде – знаменитым на всю округу исполнителем мугама. Шушу называют «Консерваторией Кавказа», из Шуши родом многие корифеи азербайджанской музыки и почти в каждой семье были музыканты. Но и на этом общем музыкальном фоне дед Иса выделялся. Когда я слушал его с закрытыми глазами, мне казалось, что поет кто-то из прославленных корифеев мугама.
После Великой Отечественной войны, еще подростком, дед съездил в Баку, где его голос оценил сам Узеир Гаджибеков, тоже, надо сказать, шушинец. А дед продолжил время от времени бывать в Баку, всякий раз останавливаясь в семье добрых знакомых. Эти поездки закончились свадьбой – одна из хозяйских дочерей ответила моему деду взаимностью. Так моя бабушка Шукюфа, математик из Баку, стала тоже жительницей Шуши.
Но на семейном совете решили, что рожать ей лучше всё-таки в родном городе. И дед Иса заблаговременно отвез жену в родительский дом в Баку, а сам вернулся в Карабах. Но когда ему сообщили, что начались схватки, ханенде вскочил в седло своего мотоцикла и помчался к любимой. Свыше 600 километров он преодолел без остановки и успел! Дочь назвали Лятафят. Со временем она стала моей мамомй. Так что я наполовину шушинец, а наполовину бакинец.
* * *
Ни один меджлис (мероприятие, собрание, посиделки – можно перевести по-разному) не обходился без дедова вокала. Его всегда просили спеть, и он никогда не отказывался. Иногда деду аккомпанировали мои дядья: один на таре, другой на гармони. А порой дед просто отбивал ритм на бубне-гавале. Дед Иса возглавлял дом культуры, а затем стал преподавать в музыкальном училище.
А мама, закончившая бакинскую консерваторию, научила меня классической музыке: Бах, Бетховен, Моцарт. Еще до поступления в школу я уже умел играть на пианино.
Но в школе, к удивлению родных, я неожиданно выбрал иной путь. К нам приехала новая учительница музыки, которая рассказала про удивительный инструмент – скрипку. И так очаровала меня своим рассказом, что я, никогда не видевший скрипку (и с собой учительница тоже ее не привезла), решил учиться играть именно на скрипке! И по чудесному совпадению скоро скрипка у меня появилась. Услышав, что первый внук знаменитого Исы Шушинского хочет заниматься музыкой, скрипку мне передал композитор Сулейман Алескеров.
* * *
С дедом у меня связана и первая поездка в Баку! Детская память сохранила ее наполненной оранжевым цветом! На оранжевом автобусе мы приехали в столицу. Было раннее-ранее утро и над городом вставало густо-оранжевое солнце. Мы приехали к тёте Симе и она подала нам ранний завтрак. У яиц, сваренных всмятку, были ярко-оранжевые желтки…
Баку меня восхитил! Самый вкусный пломбир и самые замечательные педальные автомобильчики на самом прекрасном бульваре! Невероятно красивые, величавые дома, манящие подземные поезда метро и забавные вагончики фуникулёра – всё отпечатывалось в памяти яркими снимками.
…А над Карабахом уже постепенно сгущались тучи. И постепенно атмосфера в моей родной Шуше становилась все тревожней и тревожней. Началась война. Некоторые соседи собрали вещи и уехали. Дед их уговаривал: «Куда вы? Скоро все наладится!» Он верил до последнего. А когда пошли обстрелы, дед в подвале нашего старинного дома, где были очень толстые стены, прятал всех, кто к нему обращался. Скоро я, с моим музыкальным слухом, приучился различать звуки пулеметных очередей, выстрелы гранатометов. Самыми страшными были залпы установок «Град»: даже от пролетавших мимо снарядов из окон сыпались стекла. А следы трассирующих пуль в ночном небе – красные, зеленые – мне казались необычайно красивыми. Наутро мы, мальчишки, бежали посмотреть, куда попадали снаряды.
Наконец оставаться в Шуше стало совсем опасно. И однажды ночью к нам пришли военные и сказали: «Иса-муаллим, собирайте семью, нужно срочно уезжать!» Взрослые успели взять только документы. Даже мою драгоценную скрипку пришлось оставить…
И мы отправились на Джидыр-дюзю, откуда срочно улетели на вертолёте. Грустно было покидать любимую Шушу, странно было в тревоге и страхе улетать с Джидыр-дюзю, где когда-то мы так любили гулять.
* * *
Меня временно оставили в Агдаме – у сестры дядиной жены. Там я снова пошел в школу и даже получал пятерки. После обстреливаемой Шуши Агдам тогда казался полным умиротворения…
Воссоединилась наша большая семья спустя полгода в Баку. Вернее, не в самом Баку, а в пригороде. Беженцев из Шуши поселили в бывшем санатории-грязелечебнице на берегу Каспия, неподалеку от Шихова. Бабушка, дедушка, дяди, тёти с детьми разместились в комнате площадью 9 квадратных метров. Тогда я снова пошел в школу. И тогда я близко познакомился с морем. Взрослые шушинцы, несмотря на то что жили в шаге от береговой полосы, даже загорать не пытались. А вот мы, мальчишки, все лето провели, соревнуясь, кто красивей нырнёт со скалы, кто дальше заплывёт. Особым шиком было доплыть до крошечного каменистого островка, плохо различимого с берега.
* * *
А спустя год мы с мамой поселились в микрорайоне у тёти Симы. Ещё позже получили свою маленькую квартиру. И опять переезды, опять новая школа. И двор тоже новый. О, это был самый пацанский двор во всех микрорайонах! Да, странно, но у нас в домах, не было ни одной девочки – только мальчишки. А это значит что? Это значит массовый футбол, значит походы в соседние дворы, драки двор на двор. Да, представьте, скрипачи тоже дерутся.
Но мама все-таки переживала, кем мне стать.
– Какая музыка в это трудное время? – думала она. – Но, с другой стороны, вдруг у ребенка талант?
Мама решила положиться на мнение своего профессора Тофика Асланова. Мы где-то купили скрипку и пошли к Тофику Рустамовичу. И хоть я почти забыл, как держать в руках инструмент, зажимал струны одним пальцем, но постарался не упасть в грязь лицом. Тофик Рустамович славился своей прямолинейностью и сказал маме, что мальчику нужно обязательно заниматься музыкой. Он порекомендовал педагогов для поступления в школу-студию при Бакинской Музыкальной Академии. А мне сказал:
– У тебя большие руки. Ты не хочешь попробовать альт?
– Хочу! А что это такое?
И Тофик-муаллим не только объяснил, что такое альт (он похож на скрипку, но с тембром мужского голоса), но и подарил мне инструмент. Такой великодушный человек. Я стал готовиться с Лалой-ханум Гасановой (низкий ей поклон, она сделала невозможное возможным!) и скоро поступил в школу-студию.
Скрипку же мы сразу продали, деньги дома были очень нужны. Беженцы жили нелегко. Помню, как-то раз я шел по двору и увидел немецкую овчарку, молодую, очень красивую, но, наверно, еще не очень воспитанную. Собака мне так приглянулась, что я аж загляделся на ее, широко улыбаясь. Псу, вероятно, это не понравилось, и он бросился на меня. Хозяин пытался отозвать своего питомца, но пес его уже не слушал. Я, конечно, ринулся наутёк. Бегали мы оба хорошо, но примерно на третьем круге овчарка все-таки меня настигла и в прыжке вцепилась мне в предплечье, вырвав из рукава моей куртки изрядный клок. Тут-то хозяин и подоспел…
А куртка была у меня единственной. Ее заштопали и я в ней проходил ещё две зимы, стараясь прятать латку.
* * *
Беженцам ежемесячно выдавали талоны на продукты: сахар, макароны и так далее. Чтобы отоварить эти талоны нужно было ездить весьма далеко – в поселок Бинагади. Эту обязанность я взял на себя. Помнится, однажды, мама дала мне помимо талонов какие-то деньги – на всякий случай. А я не сдержался и прокатал их все на каруселях – в Бинагади был замечательный парк с аттракционами.
Мама ничего не сказала, но я понял, как она была огорчена.
Настоящий футляр для альта мы не нашли и пришлось заказать у ближайшего мастера. Тот, вероятно, впервые делал подобный заказ и сколотил громоздкий ящик. Как же я стеснялся этого «гроба» с ручкой! В школу-студию я ездил через весь город. Пассажиры в автобусе глядели на меня с подозрением. Я всякий раз старался положить футляр куда-нибудь на полку или к водителю: дескать не моё. После занятий шёл на плавание в бассейн СКА, опять с этим злополучным футляром.
А еще в те времена я успел записаться в радиокружок в бывшем Дворце Пионеров имени Юрия Гагарина. Всё меня интересовало! Даже самостоятельно собрал проигрыватель для грампластинок! Только – и смех, и грех – не сумел отладить скорость вращения диска. В результате пластинки на моем проигрывателе крутились много быстрее, чем положено. У тёти Симы было неплохое собрание дисков. Но все звучали нелепо-пискляво: и Высоцкий, и Челентано, и «Земляне», певшие про траву у дома.
* * *
Учась в школе студии у Лалы-ханум Гусейновой, я стал участником детского оркестра «Тутти».
Надо сказать, что мне вообще чрезвычайно везло на наставников. Мне преподавали замечательные музыканты Тофик Рустамович Асланов, Рашид Мирджафарович Сеидзаде. А оркестром «Тутти» руководил Народный артист Азербайджана Теймур Геокчаев. Теймур Анверович очень заботился о своих подопечных, нередко собирал у нас у себя дома. Квартира в поселке Восьмой Километр у Теймура-муаллима была маленькая, но как же нам там было весело и уютно! Пели, играли, разговаривали о музыке, перекусывали, кто что принес. Вкусные угощения готовил для учеников и сам маэстро. Он потрясающе играл на пианино классику и народные мелодии, великолепно импровизировал. Это побудило меня не забрасывать фортепиано…
А однажды всем оркестром – мальчики и девочки – мы отправились в путешествие до острова Наргин. Все, кто бывал в Баку, его видели с бульвара. Но очень мало кто там смог побывать. Мы долго плыли на катере, высадились и принялись исследовать загадочный и полупустынный остров с какими-то развалинами. Баку с острова казался далеким-предалёким. А с другой стороны, мы обнаружили замечательный пляж с прозрачнейшей водой и маленькими рыбками. Под наблюдением нескольких родителей и Теймура Анверовича мы плескались в воде, загорали. Но взрослые все-таки не доглядели. И многие мои товарищи жесточайшим образом обгорели под ярким летним солнцем. А мне хоть бы хны. Ведь я в нашем санатории на Шихове так засмуглел, что не боялся никакого солнцепека.
* * *
Я окончил среднюю школу в 15 лет, потому что дважды смог «перескочить» через класс. И музыкальную школу-студию тоже закончил успешно. Однако, несмотря на это, вопрос «кем быть?» оставался. Меня и программирование интересовало, и в военное училище хотелось. И тут снова помог случай, снова Баку преподнес мне подарок. Начался набор в большой симфонический оркестр имени Узеира Гаджибекова. Наш знаменитый дирижер Рауф Абдуллаев, несколько профессоров из России, Украины проводили отборочный конкурс.
– На работу меня не возьмут, мал еще, – подумал я, – но по крайней мере скажут, на что я гожусь.
Но меня взяли! На работу! Это было чудо, возможное только в Баку! Ведь у меня даже не было паспорта. А меня посадили за второй пульт альтов (всего было пять), что для юноши было немыслимо! Моя соседка по пульту Виктория Алиева – Вика-ханум – сразу стала меня опекать и я превратился в эдакого «сыночка оркестра», ведь и молодых-то музыкантов в большом коллективе было немного, а уж школьного возраста я один был такой. Спустя год, после американских гастролей, Рауф Джанбахышевич пересадил меня за первый пульт.
* * *
Филармония много лет была на ремонте, поэтому мы репетировали и выступали в старой лютеранской кирхе, превращенной в зал камерной музыки. Отопления там не было и зимой мы занимались, не снимая пальто. Зрители тоже предпочитали не раздеваться. Зато какие овации вызывали произведения Брамса, Малера, Брукнера!
И параллельно я уже учился в Музыкальной академии. Там моим наставником стал Баяндур Мехтиев, делившийся со своими учениками не только музыкальными знаниями, но и житейскими премудростями. «Не проси у Бога! – говорил он. – Делай сам. А господь непременно поддержит!»
А в кабинете ректора Фархада Шамсиевича Бадалбейли я познакомился со своим лучшим другом Анаром, который был к тому же и однофамильцем. Нашим самым любимым занятием помимо музыки, как и многих юношей 1990-х, были компьютерные игры. Своих приставок у нас, конечно, еще не было, поэтому ходили в специальные салоны, которые расплодились тогда в Баку. Играли, разумеется, по ночам. Больше было некогда. Улицы были только для того, чтобы добежать с занятий на репетицию, с репетиции домой, а из дома, скажем, на концерт…
* * *
Трудности начала 1990-х по-другому представили мне Баку. Город, который когда-то очаровал меня своей теплотой, своей солнечностью, своей яркостью, после всех трагических событий словно потускнел для меня. Переживания военной поры, очевидно, отложились на психологии ребенка. Помню, как однажды сердце захолонуло просто при виде машины с солдатами…
Понадобилось несколько лет, чтобы я снова открыл мой прекрасный Баку!.. А началось все с Мстислава Ростроповича. Впервые я увидел всемирно известного музыканта, когда играл для него в составе оркестра «Тутти» на юбилейных торжествах. Но лично мы познакомились позже, во время мастер-классов в Музыкальной академии. Мстислав Леопольдович сказал, что мне стоит продолжить образование в Европе. Я пожал плечами: наверно… спасибо… Ростропович вернулся спустя некоторое время в Баку для следующего мастер-класса. И сразу спросил:
– Ты еще тут? Нужно ехать!
Мстислав Леопольдович и Фархад Шамсиевич обратились к президенту Азербайджана Гейдару Алиеву, и Гейдар Алиевич посодействовал, чтобы Фонд друзей культуры Азербайджана организовал мое обучение в Германии. Затем меня активно поддерживал Фонд Гейдара Алиева. Стало очередным чудом, что вчерашний мальчик-беженец стал студентом Высшей Кёльнской школы музыки.
* * *
Всего я проучился в Германии 15 лет. Но, разумеется, регулярно возвращался. Потому что очень быстро понял, как мне трудно находиться вдалеке от Азербайджана. В первый же приезд, схватив фотоаппарат, я обежал весь Баку – чтобы запечатлеть свои любимые места. В Германии показывал фотографии немецким друзьям, да и сам тоже бакинский альбом постоянно пересматривал. Картинки с родины успокаивали, умиротворяли, навевали тёплые воспоминания.
Вот мой любимый бульвар и кафе удивительное «Жемчужина» стем самым пломбиром.
Вот колесо обозрения, страшно раскачивавшееся от ветра, но страха на вершине показать было нельзя, потому что рядом сидела девочка, которая мне нравилась.
Вот Музейный центр на проспекте Нефтяников. Я любовался с бульвара длинным зеркалом бассейна, словно перетекавшим в колоннаду здания на проспекте Нефтяников. А внутри любил заглядывать в музей музыкальной культуры.
Вот Парк Офицеров, рядом с которым живет Тофик Асланов.
Вот наш Дом Правительства. «Как жаль, что я не сумел фотографией передать всей его величественности», – говорил я друзьям в Германии.
Вот улица Истиглалият с изящной мэрией и чарующим Губернаторским садиком.
Вот Дворец имени Гейдара Алиева, где я выступал еще когда он назывался Дворцом Республика. Это были самые торжественные, самые волнующие концерты. И всякий раз я старался улучить момент, чтобы посмотреть из оркестровой ямы на присутствовавшего в зале Гейдара Алиева. А если президент выходил на сцену, то волнение усиливалось многократно!
Вот фуникулёр, взбегающий с набережной в Нагорный парк. Я и сейчас очень люблю катать на нем иностранных гостей. Но когда вагончик поднимается, стараюсь их отвлекать разговорами и какими-то путевыми деталями. Потому что гости должны увидеть Баку целиком и сразу – со смотровой площадки! Вот где красота, вот где чудо! Весь город как на ладони: и светящийся бульвар, очерчивающий бухту, и Старый город, словно вжатый в землю среди высоких зданий, и невероятные небоскребы Flame Towers, тремя гигантскими светочами вознесшиеся к облакам, – все видно одновременно.
Великое видится на расстоянии. Я понял, что лучше узнал, лучше проникся моим Баку, когда стал сюда возвращаться из Германии.
А еще новый взгляд на мою родину мне подарила моя супруга, с которой мы вместе учились в Кёльне. Магда наполовину полька, а наполовину немка. Однако, когда её спрашивают, какая самая прекрасная страна на свете, она говорит: «Азербайджан!» И говорит совершенно искренне. Она влюбилась в мою страну с первого взгляда. Было даже забавно: когда мы впервые вместе прилетели в Баку, весь путь от аэропорта до города был увешан польскими флагами. Конечно, наш визит совпал с официальным визитом президента Польши, но все равно было приятно.
Жена очарована Баку и бакинцами. Она была потрясена тем, что здесь, казалось бы, посторонний человек может быстро стать роднее родного. Все готовы помочь, все хотят нас порадовать. Даже мебельный мастер Гусейн-бек сказал: «Заплатите как-нибудь после». И принёс нам большую банку ленкоранского мёда.
Магда обожает гулять по городу и уже знает Баку лучше меня.
Но я возьму реванш и отвезу ее в Шушу.
Надеюсь, это случится скоро.
Фуад Ибрагимов – Заслуженный Артист Азербайджана, альтист, дирижер Симфонического оркестра имени Узеира Гаджибейли, главный дирижер Baku Chamber Orchestra, главный дирижер Neue Philharmonie Munchen. Лауреат премии «Золотая Чинара». Победитель Международного конкурса дирижеров имени Евгения Светланова в Париже.Специально для журнала «Баку», 2020 год
Рисунки – Катя Толстая
Фестиваль «Харыбюльбюль», май 2021 года.