Где мне только не довелось выступать с моим таром, но лучшим городом на свете я всегда буду считать мой Баку: элегантный, интеллигентный, музыкальный.
Я родился и первый раз взглянул на этот мир в 1947 году в Карабахе, в городе Агдам. Но красоту жизни, секреты профессии, премудрости искусства я постиг в Баку.
В Агдаме я учился в музыкальной школе №1… Вставал рано-рано и бежал по неасфальтированным улицам репетировать, отмахиваясь таром от бродячих собак. Дома-то заниматься не мог: негде было. У родителей нас было девять детей и все жили в одной комнате. Какие уж тут музицирования!.. А в музыкальной школе меня спозаранку встречала лишь бабушка-уборщица. Она смеялась:
– Ай, Рамиз! Первыми полагается приходить директору и завучу. Так что давай будем считать, что ты директор, а я завуч.
У меня был прекрасный педагог, которого звали Джон. Был он азербайджанцем, но родился в Лондоне, когда его отец – известный азербайджанский нефтяник Гусейнбала Алиев – там работал. Джон был стильный, обаятельный парень! Он что-то нашумел в Баку и его отправили в Карабах преподавать музыку. А он отправил меня из Карабаха в Баку!
В столице тогда проводился республиканский музыкальный конкурс, где председателем жюри был наш замечательный композитор Афрасияб Бадалбейли. На этот конкурс, по настоянию Джона Алиева, я и поехал. Мне было тогда 10 лет.
Сопровождать меня было некому: отец работал, а мама не могла оставить моих братьев и сестер. Как сейчас помню, сел я не на рейсовый автобус, а разместился в кузове открытого ГАЗ-51, шедшего из Карабаха через Агдам в Баку. Поездка на автобусе стоила пять рублей, а грузовик обошелся в три. Днем было ехать даже приятно, но когда стемнело, стало холодно. Поднял я воротник своего плащика и вжался в угол кузова. Весь багаж был у меня – сумочка да тар.
Сошел у знаменитой бакинской пятиэтажки «Бешмяртябя», как раз возле Азербайджанского Драматического театра.
И пошел искать улицу Толстого, 148, где жили родители моего учителя. Гусейнбала и его жена приняли меня как родного!
– Какие пожелания, Рамиз? Чего бы тебе хотелось? – спросил меня Гусейнбала-муаллим.
– Мечтаю по бульвару погулять. Это раз. Хочу на электричке покататься. Это два… И если возможно…
– Что? Не стесняйся, сынок.
– Хочу телевизор посмотреть.
Последнее желание исполнилось сразу, потому что у состоятельного нефтяника Алиева дома имелась эта роскошь – телеприемник КВН с огромной линзой, которую заполняли водой.
На следующий день мы съездили на электричке в пригородный поселок Сабунчи – в гости к другу Гусейнбалы, тоже нефтянику.
И на бульвар сходили, конечно! Так я впервые увидел море и навсегда решил, что нет ничего красивее Каспия! А какое впечатление на меня произвели бакинцы, прогуливавшиеся по набережной! Они были в шляпах, и приветствуя знакомых, эти шляпы вежливо приподнимали. Это был для меня большой урок!
Десять дней я прожил в семье Гусейнбалы Алиева.
Уехал, увозя с собой лауреатский диплом и неминуемо зародившуюся во мне любовь к Баку. Как ни красив, как ни великолепен был мой Карабах, но Баку мне показался еще прекраснее! И закончив училище в Агдаме, я снова устремился сюда – теперь уже поступать в Азербайджанскую Государственную Консерваторию имени Узеира Гаджибекова.
* * *
Отец справил мне шикарный модный костюм (за 41 рубль!) и настоял, чтобы теперь я все-таки ехал в автобусе, потому что во время первой своей поездки я в кузове простудился. И дал мне с собой 33 рубля – одиннадцать хрущевских зелено-голубых «трёшек». Ночь я ехал, рано утром прибыл в Баку – опять к той самой пятиэтажке «Бешмяртябя». Пересел на трамвай! Трамваи я и в первый раз видел, а вот покататься не довелось.
– Дядя, – спросил я старика в трамвае, – сколько стоит проезд?
– Три копейки, – сказал старик.
– А как мне проехать к консерватории?
– Куда?
– Ну там еще памятник…
– Когда скажу – сойдешь.
Замечательный оказался дед, даже заплатил за мой проезд. Только памятники перепутал: я сошел у монумента поэта Самеда Вургуна, аж возле вокзала. А мне-то требовался памятник композитора Узеира Гаджибекова, некоторые произведения которого – «Узбекский танец», «Комсомольский танец», «Фантазии» – я хорошо знал. Ладно, все-таки в итоге отыскал нужный памятник – несколько кварталов пробежал в обратную сторону.
* * *
Огромная, как мне тогда показалось, Консерватория была похожа на муравейник: многочисленные парни и девушки люди со скрипками, с виолончелями и с другими инструментами входили, выходили, бегали по лестницам, разговаривали друг с другом… А вот вход никто не охранял. Озираясь по сторонам, я поднялся на второй этаж, где наткнулся на невысокого мужчину с длинными волосами. Отродясь не видал, чтобы у мужчин были длинные волосы!
– Ты кто такой?! – строго спросил он.
– Кулиев… Рамиз.
– И что с этого?! Зачем пришел?!
– Экзамен сдавать.
– Кто такой Чайковский? Быстро!
– Петр Ильич Чайковский.., – я перечислил балеты, концерты, другие произведения.
– Кто такой Глазунов?!
– Русский композитор…, – и вот ведь незадача: я знал, что Александр Глазунов был директором петербургской консерватории, но его опусы не помнил.
– Иди готовься! – заявил длинноволосый мужчина. – Не будешь знать такие вещи, не поступишь!
И ушел.
– Ты знаешь, с кем разговаривал? – окликнули меня.
– С кем?
– Это же ректор, композитор Джовдет Гаджиев, Народный артист Азербайджана!
Вот оно как вышло…
* * *
Грустный, я сдал документы и отправился искать жилье. У одной древней набожной старушки в приземистом одноэтажном доме за 10 рублей снял комнатку. Поставил свой чемоданчик, расчехлил тар, начал по своей привычке репетировать…
И вдруг вижу: через окошко, над занавеской, на меня смотрят аж три-четыре человека.
– Что хотите? – спросил я.
– Ты что играешь?
– Мугам «Сегях».
– Так играй же, не останавливайся!
Это были бакинские ювелиры из мастерских по соседству. Они оказались большими любителями народной музыки!
– А что ты такой грустный? – спросили меня ювелиры, когда я закончил репетицию.
Я и рассказал про то, как приехал, как встретился с Джовдетом Гаджиевым, как попал впросак с Глазуновым.
Мои новые знакомые возмутились?
– Кто такой этот Глазунов?! – решительно воскликнули они. – Сейчас мы с ним пойдем разберемся! Или отцу его пожалуемся!..
Мы подружились с этими мастерами. Настоящие были бакинцы: сердечные, открытые, опять же – меломаны.
* * *
Я сдал девять экзаменов и стал первокурсником. Узнавал постепенно город: что ни день, то открытие! Полюбил пить воду из автомата: за копейку – газировку, за три – лимонад. У вокзала покупал на обед пирожки с требухой, которые продавала русская женщина, одетая в белый халат. И по-русски, и по-азербайджански она весело приглашала отведать свой товар. Требуху я так и не полюбил, но тесто съедал с аппетитом. А после я еще распробовал такую вкуснятину, как пончики – круглые, с яблочным повидлом. Горячие обеды я себе тоже позволял, но раза два в месяц, все-таки денег у студента было немного. Потому-то и устроился работать на нефтеперерабатывающий завод в Чёрном городе. Там поразились, что к ним пришел студент консерватории, но препятствий чинить не стали. Так я стал рабочим-нефтяником. После занятий садился на трамвай и ехал в продымленный, закопченый промышленный район. На заводе вешал на крючок свой единственный костюм, надевал спецовку и шел в цех. Так продолжалось не очень долго. Потому что в консерватории, в профессорской комнате, куда я регулярно заходил за журналом группы, живые классики азербайджанской музыки стали тревожно принюхиваться и кашлять.
– Что за запах? Откуда? – нахмурился Народный артист Азербайджанской ССР и Лауреат Сталинской премии третьей степени Саид Рустамов.
Я притворился, что и понятия не имею, о чем он говорит, дескать, терпкое нефтяное амбре скорей всего доносится откуда-то с улицы.
Но Саид Алиевич все-таки распознал «источник аромата».
– А-а-а-а-а-а-а! От тебя идёт!
И уверенно показал на меня пальцем.
…Я не стал рисковать студенческим билетом и уволился с завода.
* * *
В том же году я попал на конкурс в филармонию. С трепетом я пришел в великолепное здание на улице Коммунистической, украшенное двумя башенками-минаретами. Здесь мое выступление внимательно выслушали корифеи азербайджанской музыки, народные артисты: Шовкет Алекперова, Абульфат Алиев, Гаджи Мамедов и другие.
После того, как я отыграл свою программу, Шовкет Алекперова, выдающаяся азербайджанская певица, без какой-либо улыбки сказала Алиаге Кулиеву, который был не только парткомом, но и руководителем ансамбля:
– Алиш, гони его.
Я вышел страшно опечаленный.
Но меня догнал и окликнул сам Алиага Кулиев:
– Ты неправильно понял, сынок. У нас тут в филармонии три ансамбля и Шовкет-ханум дала мне совет: «Гони-хватай его к себе в ансамбль!» Приходи завтра на репетицию!
Так началась моя большая концертная деятельность…
* * *
Вскоре меня показали и по телевизору. Старые бакинцы помнят, что в Нагорном парке, на смотровой площадке стоял огромный памятник С.М.Кирову. А вот прямо под Кировым располагался респектабельный ресторан «Дружба». Туда-то, на важное правительственное мероприятие меня с ансамблем и позвали, приказав непременно надеть черный костюм и галстук. На этом вечере, снимавшемся для телевидения, я увидел первого секретаря ЦК Вели Ахундова, председателя Совета Министров Азербайджанской ССР Энвера Алиханова, композитора Кара Караева, оперного тенора Лютфияра Иманова… Тогда я впервые увидел Гейдара Алиева, в генеральской форме.
После мы встречались не раз…
* * *
Помню, как уже будучи руководителем республики Гейдар Алиевич велел всем первым секретарям райкомов раз в неделю посещать филармонию и слушать концерты классической музыки. Приезжали в Баку, как миленькие, и шли на концерты. Пыхтели, но слушали и Чайковского, и Бетховена, и Брамса. Слушали порой и народную музыку… Как-то раз один из этих деятелей мне признался:
– Ай, Рамиз! Как же мне нравится твой мугам – наслаждение! А вот с симфониями – куда трудней…
– А что?
– Да, понимаешь… Если не слушаю эту вашу классику – мне не хватает культуры, а если слушаю – меня самого не хватает.
Уровень таких людей Гейдар Алиев и стремился поднимать.
* * *
Музыкальная жизнь в Баку кипела, и хоть тогда еще не было центрального концертного зала Дворца Ленина (позже переименованного во Дворец Гейдара Алиева) и уж, конечно, еще не было современного великолепного Кристалл-Холла, но музыкальные представления все равно шли на многочисленных площадках: в клубе Дзержинского (сейчас клуб Шахрияра), <клубе моряков, клубе Фиолетова>, драматическом театре, оперном театре, филармонии и так далее. Было много музыкальных ансамблей. Мы часто ездили на гастроли – на декады азербайджанской культуры в Москву, в Ленинград, в Украину, в Узбекистан… Победили на конкурсе в Самарканде и в 1982 году трио в составе Рамиз Кулиев, Алим Гасымов и Шафига Эйвазова – съездило в США. После чего мне дали Народного, а Алиму и Шафиге – Заслуженных.
Но самые замечательные «гастроли», как ни удивительно это звучит, проходили в родном Азербайджане: на специально составленном «агитационном» поезде мы ездили по районам республики и повышали боевой дух тружеников села. Прямо среди полей, на берегах рек для колхозников выступали писатели, художники, герои труда, музыканты, ханенде. Дирижировал сам Ниязи!.. Глава республики Гейдар Алиев тоже приезжал на эти необыкновенные концерты…
* * *
Особенные представления проходили на свадьбах… Ах, каким чудом были эти традиционные бакинские свадьбы! Сколько всего бакинских деревень? Тридцать? Сорок? Я выступал в каждой! Времена были простые, бесхитростные. И на сколько люди могли тогда себе позволить свадьбу, на столько и делали. Это сейчас залезают в долги, пытаясь устроить пиршество пороскошнее, а тогда довольно было и палатки-шатра. Зато как внимательно слушали выступления нашего трио – не требовалось никакого микрофона, да и откуда ему тогда было в деревнях взяться? Все вели себя чинно, благородно, под руководством главного организатора – тойбаши. Никаких драк, никаких безобразий. Даже если и встречались на свадьбе ярые неприятели, то все равно приветствовали друг друга. А случись какое-то недоразумение, то его разбор оставляли на другой день. И уже тогда, во время отдельной встречи:
– Ты вчера на свадьбе мне что-то сказал?!. А-ну повтори!..
* * *
На торжествах выступали многие наши выдающиеся певцы, музыканты… Помню, однажды на свадьбе в 4-м микрорайоне мне довелось встретиться с самим Ханом Шушинским. Если, допустим, 20-30% гостей пришли послушать мой тар, то остальные – пришли насладиться пением великого ханенде. Гонорар лично он собрал невообразимый – около 16 тысяч рублей. Вернее не собрал, для него собрали и благоговейно положили перед ним на стол. Он простодушно взглянул на эти деньги (тогда только новые купюры вышли) и спросил с мягким карабахским акцентом: «А что я с этим делать буду?».
Сказал мне после:
– Сынок, возьми, распредели между всеми музыкантами.
– Как же, дядя Хан? – ответил я, – Это же именно для вас люди собрали!
– А я что буду с этим делать? – также простодушно повторил он.
Но мне все-таки удалось положить всю пачку денег корифею в карман.
* * *
Сам я женился достаточно поздно… Моя избранница Хокума Дамирова училась на биологическому факультете вместе с моей родной сестрой Саидой, я нередко встречал Хокуму возле университета, а порой она приходила к нам домой готовиться к экзаменам… И однажды я пригласил девушку на концерт в филармонию.
Ансамбль под руководством Алиаги Кулиева занимал почти всю сцену. А я со своим таром сидел во втором ряду и мне очень хотелось, чтобы Хокума меня заметила. Я невольно принялся подаваться вперёд.
– Заметили меня на сцене? – смущаясь спросил я красавицу после концерта.
– Еще бы! – улыбнулась она. – Вы весь концерт так двигались вперёд, что нельзя было не заметить.
К слову, на мои выкрутасы со стулом обратил внимание и руководитель ансамбля.
– Если еще будешь так нарушать ряд, выгоню, – пригрозил Алиага Кулиев.
Но что мне были выговоры от начальства, если я был влюблен?
Наша свадьба прошла в ресторане «Баку», куда меня порекомендовали знаменитому его директору Дону Ашировичу Бадалову. Была весёлая свадьба, фотографии сохранились, а фильмы тогда еще никто, разумеется, не снимал. Пел Ислам Рзаев, виртуознейший ханенде и впоследствии основатель Театра Мугама. А микрофона опять не было. И было просто замечательно. Как говорится, и плов был, и музыка, и интеллигентность.
* * *
Вообще интеллигентность – это важное качество, присущее всем истинным бакинцам. Остальные старались к ним подтягиваться, у них учиться. Вот сейчас, к примеру, законодательно запрещено курить в общественных местах, в ресторанах и так далее. А в то время молодежь просто не смела курить при старших! Это было немыслимо!
В Баку были любители и джаза, и эстрады, и народной музыки… Были бакинцы и веселые, и лиричные, и задиристые, чего уж скрывать. Но каждый знал свое место, и, что очень важно, молодые всегда уважали старших, мужчины всегда уважали женщин.
* * *
Сколько ни хожу я по Баку – не могу им насытиться, не могу им надышаться.
Очень люблю гулять по городу с внуками – Хаджар, Асадом, Марьяшкой. Любим наш бульвар, особенно ту часть, где потише, поменьше людей, а простора побольше, любим кататься на каруселях… точнее внуки любят.
И разумеется, часто ходим в Старый город – Ичери Шехер. И не только как в исторический заповедник, но и как в родное место. Ведь тут до живет родня: бабушки-дедушки моих внуков с другой стороны.
А за стенами крепости Баку продолжает расти и развиваться, порой, если я надолго уезжаю, могу какой-то район и не узнать – так стремительно все преображается. Бросаются в глаза изменения и в социальной сфере, и в духовной… Этим нужно гордиться! Нужно тому, кто все это сделал, нужно говорить спасибо!
* * *
Да, Баку для меня самый красивый город в мире! Где я только ни был, земной шар, пожалуй, обогнул и не раз. Видел очень красивые города: в Америке, в Азии, в Европе… Например, сколько раз я побывал в Париже! Мы с Габилем Алиевым выступали там в Арабском институте. Ах, как нас принимала парижская публика! Старые, молодые слушали наш мугам, словно воду пили и не могли напиться!.. Словом, после Баку мне Париж даже жалко. Почему? Потому что многое есть в Париже, но нет нашей Девичьей башни, нет нашего древнего Ичери Шехер, нет нашего Каспия, нет великолепия современного Баку… и нет нашего мугама.
* * *
Вот я заметил, что многие зарубежные корреспонденты, приезжая в Азербайджан, любят говорить о том, что влюбились в Баку, говорят о старине да о кебабе. И едут дальше… А вы подождите, вы не торопитесь. Вглядитесь повнимательней, оглянитесь вокруг, расскажите и про нашу Академию Наук, расскажите про наши музыкальные традиции, про наше избразительное искусство, расскажите, наконец, про первую демократическую республику на Востоке. Попытайтесь раскрыть многие и многие достоинства Баку. А когда раскроете, когда проникнитесь, тогда действительно полюбите. И станете бакинцами!
Рамиз Эюб оглы Кулиев – Народный артист Азербайджана, Лауреат Государственной премии, кавалер орденов «Шохрат» и «Шараф», лауреат международных конкурсов, профессор Музыкальной Академии имени Узеира Гаджибекова, вице-президент Центра культуры азербайджанцев мира, член Коалиции общественного контроля.2019 год
Специально для журнала «Баку»
Рисунки – Катя Толстая