Слово «бакинец» всегда означало значительно больше, нежели просто горожанин. Бакинцы — это интернационал, когда я учился в школе, никто не спрашивал, русский ты или азербайджанец потому что бакинцы — это люди, которые уважают друг друга.
Вокруг слова «бакинец» немало всякой шелухи. Считается, что бакинец — непремен но русскоязычный, любит джаз, к каждому слову до бавляет «-да» и регулярно поедает шашлык на берегу Каспия — этакий карикатурный типаж.
Я вам скажу, что такое настоящий бакинец. Как-то раз году в 1972-м я возвращался с концерта позд но вечером, когда автобусы уже не ходили. Стоял на площади Молодежи, размышляя, как добраться к себе в микрорайон. На такси денег не было, оста валось идти по морозу пешком. Вдруг подъезжает незнакомый парень:
— Брат, что делаешь?
— Стою.
— Давай я тебя подвезу!
— Денег нет, а ехать далеко.
— Садись, покатаемся!
Мы всю дорогу проговорили о жизни, о девочках, о музыке, о польском вокально-инструментальном ан самбле «Скальды», с концерта которого я, собственно, и возвращался. Парень тоже оказался их поклонником. Никакого разговора о деньгах не возникло. И так случалось не раз.
* * *
Когда я провожал девушку в район улицы Советской — опасный, между прочим, район, — я был уверен: пока я с девушкой, никто из парней с ножичком меня не заденет. А когда возвращался один, меня подзывали:
— Брат, иди-ка сюда. Ты с нашей девушкой гуляешь?
— Да, гуляю.
— Так ты смотри, не обижай ее!
Предупредили, на этом все.
Среди бакинцев были прослойки: бомонд, стиля ги, ученые, блатные… Но всех объединяли общие по нятия: идет мужчина с женщиной — значит, на жен щину нельзя смотреть. Вот так.
Наша семья не раз меняла место жительства, да и я, став взрослым, часто переезжал. Но меня всегда влекла наша Крепость, наш Старый город, наш Ичеришехер. Там было тихо, спокойно — совершенно иной ритм жизни. Бывало, я сбегал туда с уроков, бродил по узким улочкам, размышлял, приглядывался. На верное, именно тогда я начал видеть определенные вещи: перспективу, построение света. Мне это очень нравилось. А из дверей доносилось: «Сынок, заходи, попей чаю!» И ведь незнакомые люди приглашали.
Вспоминаю молодость: мы целовались в метро, хип повали, носили клеши с разрезами и бубенчиками — из-за них нас выгоняли с концертов… За модой сле дили по бог весть каким копиям западных журналов. При этом одежду, «прикид», среди мужчин обсуждать было не принято. «Приоделся? Клёво!» Вот и все.
Но вот что я скажу: из этих «бубенчиков» вышло очень много толковых людей. Потому что мы не только бу бенчиками гремели, но и ходили, к примеру, в общество «Знание» на лекции по живописи из коллекции Эрмитажа XVIII-XIX веков. Чтобы понять, что поют The Beatles и The Rolling Stones, учили английский язык. А сколько увлека тельной информации давала английская коммунистическая газета Morning Star! Разбирали со словарем, обсуждали, спо рили. Время было горячее, протестное. Молодая кровь ки пела — мы и сами не знали, против чего протестовали.
* * *
С девушками мы, разумеется, ходили гулять на бульвар. Когда я начал зарабатывать, мог позволить себе заказать шампанское и гляссе в кафе «Садко».
Поесть котлет по-киевски ходили в подвальчик при «Cта ром Интуристе», потанцевать отправлялись в «новый «Ин турист» — гостиницу «Азербайджан». Туда же ходили к поль ским и чехословацким туристам за джинсами. Их специ ально привозили и продавали за советские десятки, кото рые очень котировались в Восточной Европе.
До поры Баку был закрытым городом, но в начале 1970-х, если не ошибаюсь, его открыли, и сюда хлынул поток иностранных туристов: немцев, французов, анг личан. Их было очень много, эти группы заметно выде лялись в толпе. Мы даже различали по внешнему виду восточных и западных немцев.
* * *
Районы Баку всегда очень сильно отличались друг от дру га. Например, на Баилове была военно-морская база, жило много моряков — такие портовые кварталы. Морячки иг рали на гитарах, выпивали. Завокзальная улица — совер шенно иная публика с особым акцентом. В «юхары махалля» по-русски уже не говорили. В микрорайоне был свой сума сшедший микс. Центр города — место, где мы гуляли. Мы знали: сейчас завернем за угол и увидим прогуливающих ся Рафика с Эдиком (Этибаром), знаменитых своими бе лыми туфлями. Это было очень модно!
Мы покупали по дешевке цветы и раздавали прохожим. Многие улыбались, иные удивлялись.
* * *
Однажды на Торговой неподалеку от памятника Насими я встретил самого Вагифа Мустафазаде — человека, из-за которого навсегда и бесповоротно влюбился в джаз.
Я старался ходить на все концерты Вагифа. Он выходил на сцену, неловко оглядывал пустые ряды, начинал играть, порой невпопад, затем закрывал глаза, уходил в себя, по гружался в свою внутреннюю музыку — и начиналось не вероятное представление, лились восхитительные вариа ции. Вагиф был гений! Нет, тогда на улице я к нему подойти не решился. Это сейчас какой-нибудь пацан может запросто подбежать и спросить: «Почем ты снимаешь?» «Ты»!.. В наши времена мы не смели себе такого позволить. Мог ли ли мы подойти к легендарному Исаю Рубенчику и спро сить, на какую пленку тот снимает? Да никогда! Только из далека смотреть и перешептываться…
И к замечательному писателю Юсифу Самедоглы я бы никогда не решился обратиться первым. Он пришел ко мне в лабораторию сам и сказал: «Мне вас рекомендова ли». Мы познакомились, и я был счастлив этому. Боль шего бакинца я не знал: интеллигент, аристократ, широ чайшей души человек. Рассказывал мне о своих по ездках, о встречах с Вацлавом Гавелом… Как-то раз спра шивает: «А что это ты с рук снимаешь? У тебя нет шта тива?» — «Нет». Он поехал домой и привез мне штатив. «Юсиф-муаллим, а как же вы?» — «А я себе еще куплю за границей». То есть он мне свой единственный штатив от дал. В таких людях и есть дух города.
* * *
В новом Баку мне по душе прежде всего чистота. Я кай фую от того, что у нас появились садовники, что в горо де убирают и чистят, что моя улица избавилась от крыс, что, когда весной выходишь на улицу, слышишь запах све жескошенной травы. Это прекрасно!
Новый Баку еще не обтесался. То, что построили не так, будет перестроено — я больше чем уверен. Но я счастлив, что возле моего дома появился бульвар. Сажусь на вело сипед и еду по бульвару к старенькому отцу — это огром ное удовольствие!
* * *
Я себя ни к какой категории не причисляю. Всегда считал себя человеком мира, а с развитием интернета тем более никаких границ не осталось. Хотите считать меня бакин цем — спасибо. Хотите кем-то другим — ваше дело. Поэтому и в выборе тем для своих фотографий я не ограничиваюсь национальными или географическими характеристиками. Главное, чтобы человек мне был интересен.
С городом то же самое. Сейчас, к примеру, я сделал боль шую серию «Советская». Начал ее лет шесть назад. Идею подсказала Аида Махмудова: «Будет выставка в Вене. По смотри, получится ли у тебя какая-нибудь интересная городская серия». Я ответил, что она уже есть, нужно лишь немного добавить акцентов. И в течение двух месяцев сформировал подборку, да и до сих пор много хожу по Со ветской улице. Не потому, что она мне близка или мне жаль, что ее сносят. Город должен меняться, а улица Со ветская и прилегающие кварталы никакой исторической или архитектурной ценности не имеют. Но мне жаль де ревья, которые там растут, — надеюсь, их не срубят. Жаль людей, что там прижились, — они ведь уже как род ственники. Увы, это неизбежный процесс.
Нервничаю, когда слышу: «Вот раньше было хорошо-о-о…» В таких случаях отвечаю: «Стоп! А ты помнишь, как стоял в очереди за мороженым мясом, как кланялся мяснику, а мяса все равно не доставалось?»
Я сам как-то раз спросил у мясника:
— Мяса нет?
— Нет! — сурово ответил он.
А мама меня отругала:
— Кто же так спрашивает? Надо спрашивать: «Мясо есть?», чтобы мясник ответил: «Есть!»
Кулинария во времена моей молодости делилась на со ветскую и азербайджанскую. Советская — это общепит в ре сторанах: борщ, гуляш и макароны печального качества. А азербайджанская, наивкуснейшая, — дома. До сих пор мой главный праздник — Новруз Байрам, внерелигиозный, энер гичный, связанный с огнем и светом. Официально за прещенный Новруз справляли по-настоящему: целый ме сяц искали продукты и готовили. Это не касалось ни стра ны, ни политики, только семьи и друзей. Очень теплый, домашний праздник. Мы угощали соседей, соседи угощали нас. А сегодня как? Купил сладости в магазине, и все. А от магазинного какая радость?
* * *
Мой любимый фотограф Иозеф Судек говорил: «Если ты не трудился, если не пролил слезу над работой, если не про вел с ней бессонную ночь, то фотография, сделанная од ним щелчком, не принесет тебе удовлетворения». Это не старческое «раньше было лучше». Сейчас тоже великолепно. Но все же душевности недостает. Ведь сколько было по водов для обсуждения: «Лучшая пахлава во дворе у тети Гончи, а вот шекербуру тетя Гонча готовит не так вкусно»… Из этих разговоров вырастал большой обаятельный образ тетушки Гончи. Когда она возвращалась с базара, ей ни когда не приходилось тащить корзинки с продуктами са мой: подбегали, выхватывали, поднимали на четвертый этаж. А недавно я хотел помочь старой женщине поднес ти тяжелый пакет — она испугалась: «Что вы! Что вы! Я сама!» Не доверяют сегодня друг другу. А ведь когда-то и двери не запирали.
Но все обязательно вернется. Для меня важно понятие «аура». Я совершенно точно знаю, что, когда делаю сни мок без особого отношения, не ощущаю некой энергии, фото не получится, какими бы хорошими ни были ракурс и освещение. Вот в Баку энергетика есть. И даже если сюда приедут медведи с Северного полюса, они вскоре станут бакинцами. Просто должно пройти некоторое время.
Помню, как ездил с Туром Хейердалом в деревню Киш, и норвежский ученый обнаружил там под древней ал банской церковью остатки святилища огнепоклонников. Храмы строили на одних и тех же местах, насыщенных энер гией. Говорят же, что свято место пусто не бывает. Баку — это «свято место».
Рисунки: ЛЕВ КАПЛАН
САНАН АЛЕСКЕРОВ
Известный азербайджанский фотохудожник. Его персональные выставки проходили в Азербайджане, Грузии, Казахстане, Франции. Санан Алескеров — участник многочисленных международных проектов, обладатель множества наград, включая золотую, серебряную и бронзовую медали Салона художественной фотографии во Франции, Почетную ленту Американской ассоциации фотографов, золотую медаль «Австрийского суперкруга», почетные медали Лондонского фотосалона. Работы Санана Алескерова хранятся в галереях и частных коллекциях США, Турции, Австрии, Германии, Великобритании, Польши, Венгрии, Дании, Норвегии, Франции.
Специально для журнала «Баку».
2015 год