Эйюб Кулиев: Дирижер нового поколения

2019 год

220 просмотров

В ноябре 2018 года Заслуженный артист Азербайджана, лауреат международных конкурсов дирижеров 34-летний Эйюб Гулиев был назначен главным дирижером и музыкальным руководителем Азербайджанского Государственного академического театра оперы и балета.

– Эйюб, полгода назад вы получили это важное назначение – стали главным дирижером и музыкальным руководителем одного из ведущих театров страны. Насколько обычно в наши дни назначение на такую должность молодого человека? Каков вообще средний возраст главных дирижеров в XXI веке?

– В 1970-е, 1980-у не то что быть музыкальным руководителем театра, но и просто управлять оркестром полагалось человеку, которому было, как минимум, за сорок. Дирижерами становились люди, уже имевшие определенный статус. У всех маститых дирижеров было богатое «додирижерское» исполнительское прошлое: Владимир Ашкенази, например, был пианистом, Невилл Маринер – скрипачом. В советскую эпоху тем более были стереотипы, связанные с возрастом. Но в последнее время произошли значительные изменения. Везде выступают талантливые молодые дирижеры, их очень позитивно воспринимает коллектив, их поддерживает руководство, их любит публика. Более того, я заметил, что многие оркестры мира сейчас возглавляются молодыми дирижерами. Например, литовский дирижер Мирга Гражините-Тила в 2016 году стала музыкальным руководителем Бирмингемского городского симфонического оркестра. Она моложе меня, ей сейчас 32 года. Молодой израильский дирижер Лахав Шани стал преемником Зубина Меты. И другие мои ровесники тоже стали руководителями оркестров: Дима Юровский в Новосибирске, Владимир Юровский в Баварии, Андрис Нельсонс в Бостоне. Словом, помолодела и профессия дирижера, и должность руководителя. Молодым стали больше доверять. В Европе сейчас почти 70% главных дирижеров – молодые.

– Но у старших ведь свои плюсы…

– Да, раньше музыкальные коллективы предпочитали приглашать маститых дирижеров, обладающих широкими связями, имеющих возможность работать со значительными агентами, способными организовывать гастроли, что приносило дополнительную прибыль.

– А каковы достоинства молодых?

– Может быть, это высокая работоспособность, умение найти общий язык, умение быстро добиваться хорошего качества. И терпение. Представители старшего поколения уже нетерпеливы, они требуют от оркестра абсолютного подчинения. А молодой дирижер всегда старается, не обижая коллектив, упорно идти к своей цели. Ко всему прочему сейчас культ дирижеров-женщин. Например, в филадельфийском оркестре сейчас работают две талантливейшие девушки – приглашенные дирижеры. В Гамбурге – Симона Янг, в Швеции – Сусанна Мялкки. Вот такая еще тендеция, которая меня очень радует.

– А что происходит у нас, в Азербайджане?

– У нас молодых любят, молодым доверяют, я лично ощущаю сильную поддержку. Мои коллеги-ровесники достаточно интенсивно выступают, гастролируют, каждую неделю, можно сказать, где-то дирижируют. Раньше это казалось немыслимым. Когда я поступал в Санкт-Петербургскую консерваторию, когда я учился музыке в Венском университете, об этом можно было только мечтать. А ведь это было всего 10-12 лет назад. Когда я вернулся в Баку, здесь даже всерьез думали над вопросом: можно ли выпускнику Санкт-Петербургской консерватории доверить дирижирование Государственным симфоническим оркестром. Сохранялся стереотип: дирижер должен быть не моложе 60 лет, а молодой может быть только ассистентом. Сейчас молодым дали зеленый свет, и моим ровесникам доверяют очень серьезные проекты.

– Когда вы впервые пришли в наш театр оперы и балета?

– Я пришел 8 лет назад. И меня очень хорошо приняли – не как чужака, а как своего. И доверили важные, сложные спектакли: «1001 ночь», «Севиль» Фикрета Амирова, «Травиату», «Трубадура», «Кармен». Здесь есть возможность для развития. Если бы ее не было, я бы, наверно, уехал.

– Много молодежи в театре?

– Да, и в оперной труппе немало молодых талантливых исполнителей, и в оркестре все больше молодых музыкантов. И я чувствую, что растет их энтузиазм. Раньше они приходили за пять минут до репетиции, а сейчас приходят за полчаса, за час. Значит, у них есть интерес, есть желание работать над собой. Выдающийся дирижер Марис Янсонс говорил, что самое неприятное, когда оркестранты приходят на выступление просто как на работу. Тогда нет созидания, нет творчества, нет поиска. А оркестр должен постоянно работать над собой. Я стараюсь, чтобы мы постоянно обращали внимание на звук, на тембр, на интонацию, на голосоведение. Лучшие оркестры мира отличаются звуком и стилистикой. Потому что если звук плоский, белый, не певучий, то это непрофессиональный коллектив. И стилистика очень важна, потому что нельзя играть Моцарта также как Шостаковича, Шостаковича как Бетховена – одними и теми же нюансами. Над этим всем мы сейчас и работаем. В театре всегда был прогресс, но теперь, я думаю, мы особенно ускоримся и добьемся новых успехов в ближайшем будущем.

– Что вы почувствовали, когда получили это предложение?

– Вы знаете, в моей жизни было всего несколько раз, когда я не знал, что сказать. Первый раз такое случилось, когда я, только поступив в аспирантуру Санкт-Петербургской консерватории, подал заявку на конкурс Витольда Лютославского – очень серьезный международный конкурс. Прошел все туры, в финале из 40 осталось всего 6 человек… И вот меня объявляют: «Первая премия! Приз Оркестра! (это отдельный приз, за него голосует не жюри, а музыканты оркестра)» Я так растерялся, что не знал, как реагировать: и радость, и шок, и концентрация… Предложение стать главным дирижером Азербайджанского Государственного академического театра оперы и балета меня тоже застало в Польше – я ставил во Вроцлаве «Жизель». И снова шок. И сразу мысль о колоссальной ответственности. Ведь это ведущее музыкальное учреждение Азербайджана и единственный оперный театр в стране. Многие думают, что, получив должность, человек добился главного и всё. Наоборот! Начинается самое ответственное, самое серьезное: процесс работы. Ведь моя должность в театре – это не просто управлять оркестром, это решать творческие, технические и административные вопросы, это постоянные прослушивания, репетиции, спевки, работа с хором, работа с приглашенными вокалистами, режиссерами, дирижерами. А ведь у меня еще и гастроли расписаны до 2020 года! Разумеется, я чувствую поддержку руководства театра, поддержку коллектива, но все равно эта работа очень сложная. Потому что любая ошибка влечет за собой долгий период исправления.

– Пойдемте еще дальше в прошлое. Вы ведь были профессиональным исполнителем на таре – азербайджанском струнном инструменте. И успешно выступали со своим отцом – нашим выдающимся таристом Рамизом Кулиевым, выведшем тар на симфонический уровень, выступавшим с лучшими оркестрами мира…

– Да, помню, когда я выступил на юбилее Мстислава Ростроповича, а мне было тогда 10 лет, Мстислав Леопольдович сказал, что «это чудо какое-то!» Хвалил меня и наш замечательный Муслим Магомаев.

– Но вы ушли в дирижирование. Почему?

– Сложно сформулировать. Вероятно, у меня была к этому склонность. Маленьким мальчиком я любил играть с шахматами. Выстраивал фигурки на доске, а коня делал дирижером. Получался этакий шахматный оркестр. А еще папа привозил с гастролей пластинки – редкие тогда записи выдающихся музыкальных коллективов мира, симфонических оркестров. Я запирался в комнате, включал проигрыватель и дирижировал этими оркестрами. И вот однажды меня за этим делом застал отец. Он очень удивился. Я начал посещать выступления наших оркестров – наблюдать за дирижерами. Причем любил, с разрешения директоров, сидеть непосредственно в оркестре, следить за партитурой, взятой в библиотеке. Там меня однажды обнаружил наш выдающийся дирижер Рауф Абдуллаев: «Ты что тут делаешь?» Он знал, что я тарист, мы даже вместе выступали, но не ведал о моих дирижерских склонностях… Когда я стал готовиться к поступлению в Санкт-Петербургскую консерваторию, Рауф-муаллим год со мной занимался, мы прошли очень много интересных произведений. Я до сих пор храню тетрадки с его уроками. А главными своими учителями я считаю профессора Санкт-Петербургской консерватории Александра Ивановича Полищука и московского профессора, выдающегося дирижера Михаила Владимировича Юровского.

– Если я попрошу вас вспомнить, чем удивили вас ваши учителя, что придет на ум первым?

– Однажды Михаил Владимирович сказал: «Эйюб, дирижер не должен всё показывать музыкантам.» – «Как так?!» – «Потому что тогда оркестр расслабляется – видя, что дирижер показывает им всё. Когда весь отдаешься деталям, ты забываешь о Музыке, о Форме, о развитии Идеи. Когда дирижер дает музыкантам возможность мыслить, творить, тогда оркестр подтягивается.» И я после заметил, что, когда я у пульта делаю меньше, чем обычно, музыканты начинают слушать друг друга. И это очень важно.

– Если к дирижерским пультам встает все больше молодых, то что нового они вообще привнесли в дирижирование?

– Развивается умение работать с коллективом. Это, пожалуй, самый главная тема последних 20-30 лет. Раньше дирижеры были диктаторами, жестко требовавшими выполнять все их указания: Артуро Тосканини, Джордж Селл, Фриц Райнер, Герберт фон Караян. Но многие методы этих классиков, безусловно, добивавшихся выдающихся результатов, сегодня уже невозможны. Например, я не могу, как Тосканини, рвать струны, ругать музыкантов последними словами и бросать в них обломки дирижерской палочки. И музыканты сейчас другие: они опытнее, они профессиональнее, они очень многое умеют. Значительно больше, чем сто лет назад. И музыканты сегодня могут отказаться работать с тем или иным дирижером. В некоторых крупных оркестрах мира музыканты сами выбирают, какого дирижера пригласить. Задача современного дирижера – заинтересовать оркестр, повести его за собой, убедив, что избранный путь правилен. Так что все меняется. И в лучшую сторону.

– Что вам больше нравится: исполнять симфонические произведения или дирижировать оперой?

– Я не хочу даже выбирать! Но самое сложное – это оперное дирижирование. Потому дирижер, находясь в яме, управляет не только оркестром, но и сценой – вокалистами, хором, а то и балетом. Все нужно держать под контролем! Представляете, например, увертюру отыграли, а солист не вышел на сцену! Отвлекся, опоздал! Ко всему нужно быть готовым. И нужно уметь выйти из положения!

– После концерта вы проводите анализ своей работы и работы коллектива?

– Я привык анализировать после репетиции. А после концерта стараюсь отвлечься от произошедших «неприятностей». Нужно быть уж очень вредным (смеется), чтобы и после представления предъявлять претензии оркестру. Я только благодарю музыкантов, это мой долг! А вот свои ошибки запоминаю и стараюсь их впредь не повторять.

– Как сейчас формируется репертуар вашего театра?

– Мы стараемся соблюдать баланс между мировой и азербайджанской классикой, потому что азербайджанский зритель любит и то, и другое. Ставим современные балеты. Так, Сардар Фараджев недавно написал балет «Джавадхан». В нашем репертуаре есть очень сложная современная опера Франгиз Ализаде «Интизар». В рамках юбилейных торжеств Кара Караева у нас прошла мировая премьера балета «Гойя» – на музыку Кара Караева и Фараджа Караева. Надеемся, впервые поставить барочную оперу – Глюка или Генделя. Будем ставить Прокофьева, Шостаковича. Восстанавливаем старые спектакли, например, возвращаем постановку детской оперы Назима Аливердибекова «Джыртдан». Восстановили и балет Полада Бюльбюль оглы «Любовь и смерть». В планах есть даже «Летучая мышь» Штрауса.

– А молодые пишут?

– Безусловно! С молодым пианистом и композитором Вугаром Джамалзаде мы сейчас готовим балет. Лала Джафарова, Аяз Гамбарли, Таир Ибишов, Фиридун Аллахвердиев и другие достигли успехов в камерной музыке, я надеюсь, что они будут писать и для оперы. Им создаются условия, не думайте, что они пишут в стол. Они выступают в филармонии, дают концерты в Союзе композиторов, мы тоже делаем спектакли, ведь возможность услышать свои произведения для композитора очень важна. И они добиваются успеха: Аяз Гамбарли победил на конкурсе в Германии, Фиридун Аллахвердиев – в Швейцарии. Наши молодые композиторы учатся в ведущих музыкальных вузах мира: в Москве, Граце, Вене, Будапеште. И профессионализм их растет. Тюркяр Гасымзаде окончил консерваторию Манхэттена и сейчас дает уроки в Кувейте, как приглашенный профессор. Они все предмет нашей гордости.

– Чем еще гордитесь?

– Когда мне в других странах удается влиять на программу выступлений, я непременно включаю в нее музыку азербайджанских композиторов. Оркестры, конечно, не знают ее особенностей – мелизмов и так далее. Им многое необходимо объяснять, причем порой за очень короткое время. Помню, однажды в Словакии у меня состоялась всего одна репетиция с филармоническим оркестром. И нам удалось исполнить музыку Кара Караева, Фикрета Амирова так, как если бы ее играли в Азербайджане. Поэтому я очень счастлив, что могу нести азербайджанскую культуру в Европу, в Америку, в другие страны. Для меня это задача номер один. Теперь меня даже просят, чтобы я привозил азербайджанскую музыку. И особенная моя гордость возникает, когда я вижу, с каким упоением ведущие музыканты в Лондоне, Париже, Вене, в Италии, в Китае исполняют произведения азербайджанских композиторов.

Специально для журнала «Баку», 2019 год

Фото: Адыль Юсифов

Вам также может понравиться