В этом году выдающемуся скрипачу Гидону Кремеру исполнилось 70 лет и концерт в Баку стал частью большого юбилейного тура. Но Кремер привез в столицу Азербайджана не только музыку. Для творческого вечера в Азербайджанской Государственной Филармонии имени М.Магомаева музыкант подготовил композицию из фотографий и даже документальный фильм.
– Гидон Маркусович, когда вы в прошлый раз приезжали в Баку?
– Примерно в 2010 году. Я приезжал сюда со своим оркестром Kremerata Baltica. Раньше – и не припомню.
– А осенью 2009-го у нас проходила выставка «Life Music» – фотохудожницы Александры Кремер-Хомассуридзе. И там было много замечательных портретов замечательных современных музыкантов: Мстислава Ростроповича, Юрия Башмета, Гии Канчели, Юрия Темирканова и, конечно, ваших. И хоть музыка не звучала, но вы, так уж получилось, стали важной частью этого события в Баку.
– Александра прекрасно справилась со своей задачей и сделала портреты многих музыкантов. Этот проект ей удался. Он показывался и в Париже, и в Москве, и других городах. Я всячески желаю удачи Александре!
– Как случился ваш нынешний приезд в Баку? Как Баку стал частью вашего юбилейного тура?
– Мы давно говорили, что хочется вернуться в Баку. И хотя в этом году у меня было более ста концертов, я постарался, чтобы это случилось. Этого бы не было без активного участия моего покровителя в Баку – Незакет Касимовой и ее агентства. Хочу тем самым высказать искреннюю благодарность Незакет: ее энтузиазм, ее вера в мои проекты и руководимый ею «Premier Art Management» – вот основа моих приездов. Так совпало, что в год моего собственного 70-летия и 20-летия моего оркестра Kremerata Baltica я сам сыграл с этим оркестром 70 концертов. Два месяца я дал ребятам от себя отдохнуть, гастролировал по Америке, побывал в России, в Украине. Теперь приехал в Баку, а последняя точка будет в Тбилиси. А затем начнутся рождественские каникулы…
– Вы сейчас живете в Риге?
– Сейчас (усмехается) я фактически живу только в гостиницах, давно уже… Иногда я имею возможность посещать город Вильнюс, где я со своей спутницей жизни много лет пребываю, но в основном я гастролирую. Дома удается побывать очень редко. Две-три недели в году – максимум.
– Какую программу вы привезли в Баку?
– Я приехал сюда с особым проектом – «Прелюдии к ушедшему времени». Он связан с работами литовского фотографа Антанаса Суткуса и с творчеством композитора, которое заинтересовало меня несколько лет назад, – Мечислава Вайнберга. Я понял, что это один из самых выдающихся композиторов ХХ века, еще мало открытый для широкой публики. Но постепенно это происходит. Вайнберг – близкий друг Шостаковича, коллега Шостаковича. Многие неправильно называют его учеником Шостаковича, но он не ученик, а именно коллега и равнозначный Шостаковичу композитор. Его 24 прелюдии для виолончели, посвященные Ростроповичу, я в течение последнего года переложил на скрипку и соединил с фотографиями выдающегося литовского фотографа Антанаса Суткуса. И звуки, и фотографии принадлежат одной эпохе и вместе они составили «Прелюдии ушедшего времени». Кроме того я здесь показываю свой фильм… Не только мой, конечно, мы создавали его целой командой… Фильм «Картинки с Востока» посвящен проблеме беженцев и только что показывался на АртДокФесте в Москве, был на Лиссабонском фестивале. Я в этом фильме выступаю и как продюсер, и как исполнитель, и как «полурежиссер», словом, совмещаю много разных функций. «Картинки с Востока» – 27-минутная короткометражка, без текста – только музыка и изображение. Фильм – плод заочного сотрудничества с замечательным сирийским скульптором Низаром Али Бадром. Проблема беженцев знакома и вам, она значительна и в Европе… Мой фильм – это мой вклад в ее освещение. Сперва у Kremerata Baltica была концертная программа с таким названием – «Картинки с Востока», а потом захотелось это сохранить и распространить. Так родился замысел этого фильма. Продюсеров я не нашел, решил сам выступить «горе-продюсером», потому что я только получил премию в Японии (Имперская премия в области культуры Praemium Imperiale присуждается Ассоциацией искусств Японии в пяти категориях: архитектура, музыка, живопись, скульптура, кино и театр. Лауреатам вручают медаль и 15 миллионов иен ($146 тысяч) – Прим. авт.) и это дало мне возможность финансировать этот фильм. Эта работа мне очень дорога, очень важна, я надеюсь, что ее посмотрят много людей, что будет положительный резонанс. Впрочем он уже появился, много хороших рецензий.
– Это станет, безусловно, изюминкой концерта…
– А в начале я еще сыграю немного Баха, потому что Бах – это вечное, с ним мы живем всегда. Затем будут «Прелюдии к ушедшему времени». А во втором отделении мы покажем «Картинки с Востока»… И разговор с аудиторией…
– Это редкость для концерта…
– Да, этот концерт имеет необычный формат. Я недавно выступил с этим форматом в московском Гоголь-центре – в поддержку Кирилла Серебренникова, находящегося под домашним арестом. Переживаю за это. Там и родился такой смешанный формат, а сюда в Баку он невольно перенесся как творческий вечер. Вслед за гостями АртДокФеста бакинцы станут первыми зрителями фильма «Картинки с Востока».
– В Баку вы покажете те же фотографии Антанаса Суткуса, что и в Москве?
– Да-да! Сперва была задумка показать фотографии Суткуса один к одному: 24 прелюдии Вайнберга – 24 фотографии. Но затем, когда я познакомился с архивом этого выдающегося фотографа, захотелось включить побольше фотографий в проект. И получилось почти в два раза больше.
– Антанасу Суткусу уже 78 лет, наверняка его архив огромен… Преимущественно это потрясающие черно-белые кадры советской Литвы… В них столько доброты, столько света…
– Дело не в доброте… Антанас Суткус показывает, сколько в тяжелое время было порядочных людей. Суткус – гуманист и этот гуманизм мне очень близок. Потому-то я его и выбрал из всех возможных. Мне близко это направление – творить искусством что-то доброе, оставлять в сердцах людей след не разрушения, а созидания. Я люблю фотографии с детства. И дочка моя Анжи тоже увлечена фотографией. Она вообще-то хочет актрисой стать, но фотография – тоже часть ее задумок.
– Она снималась в кино, я видел кадры…
– Это моя старшая дочь – Лика.
– Да, Лика Кремер снялась когда-то у Ильи Фрэза в замечательной комедии «Карантин», но ведь и Анжи есть роли в корометражках, в рекламе… Портфолио очень симпатичное.
– Да, портфолио у нее есть, (улыбается) но сказать, что она снималась в фильмах, я еще не могу. Она надеется, что ее будущее связано с кино, а вот фотографией она занимается уже много лет. И по-моему, у нее есть к этому талант. Не только у ее мамы (мама Анжи – фотограф Александра Кремер-Хомассуридзе. – Прим. авт.), но и у нее самой… Увы, я своих дочек вижу очень редко, я все время в дороге. Лика жила в Москве, теперь переехала в мой родной город Ригу, поменяла «Дождь» и «Сноб» на «Медузу» и сейчас в моих родных краях. Но поскольку я там не живу, я ее продолжаю видеть редко. А Жижи (Анжи-Анастасия Кремер, младшая дочь. – Прим. авт.) то училась в Англии, то училась в Америке, то она в Париже… Словом, встречи наши тоже редки. Но вот на праздники увижу ее…
– Не обидно, что дочери не пошли в музыку?
– Нет, нет…
– Анжи, кажется, изучала виолончель…
– Да, немножко… (улыбается) Вы хорошо информированы…
– У вас ведь род скрипачей, идущий чуть ли не со Средних веков…
– Я никогда не хотел, чтобы мои дети были музыкантами. Все-таки это очень накладно. Я рад, что они любят музыку, но музыку им навязывать не хочу, никогда этим не занимался.
– Вам самому, похоже, недостаточно звукового ряда… Все больше «синтетического» искусства… Музыка с фотографиями, музыка с документальным кино, скульптуры Низара Али Бадра… А еще я видел вас в «Снежной симфонии» Вячеслава Полунина. Кто бы мог представить, что строгий Гидон Кремер выйдет на публику с красным клоунским носом!..
– (улыбается) Мы в январе снова будем показывать нашу «Снежную симфонию» – в странах Балтии: Эстонии, Литве, Латвии. Это большое счастье работать со Славой Полуниным и его командой! И опять же – совершенно без слов, как и с Суткусом, как в «Картинках с Востока»… Без слов рождается поэзия, рождается то, что можно передать каждому, кто открыт к восприятию. Тут не надо понимать, тут надо чувствовать… А слово «синтетическое» мне не нравится. Как не люблю я слово «кросс-овер» – все это удешевляет. На самом деле это мостики к смежным искусствам, совместные проекты, в которых каждая сторона идет своим путем. Мы еще сделали проект, соединяющий музыку с живописью Максима Кантора. На основе цикла «Картинки с выставки» Мусоргского получился проект «Маски и лица», я его еще называл «Картинки с другой выставки». Но дело не в том, что мне мало звука. Звуки того же Вайнберга самодостаточны, его вовсе не обязательно соединять с другим искусством. Но это просто попытка пойти другим путем. Это один из вариантов создания мостика к публике. И не потому, что я ищу успеха, а потому, что я даю публике возможность услышать музыку по-другому. Это очень опасный путь, потому что он стал сейчас немного модным, а потому я скорей всего от него откажусь. Когда-то я был одним из первых, кто пошел этим путем, также как я был одним из первых, кто открыл слушателям музыку Астора Пьяццоллы. Но сейчас она тоже слишком популярна. Я обычно удаляюсь от всего слишком популярного. Но в данном случае я чист. Это не было способом коммерциализировать проект, это была просто попытка показать музыку через фотографии. Сложность в том, что все, что видит глаз, действует на человека сильнее, чем то, что слышит ухо. Изображение отвлекает. Поэтому создать партитуру видеоряда было очень трудной задачей. Эти фотографии не должны заполнять экран все время. Они должны выборочно поддерживать музыкальную канву. Каждое из искусств – будь то искусство Суткуса, Кантора, Полунина – говорит на своем языке, как я говорю на своем. Для меня музыка самодостаточна. Но когда люди встречаются, они разговаривают. И мы разговариваем посредством нашего искусства. Разговор получается очень интенсивный и, я надеюсь, креативный, потому что рождаются неожиданные перспективы. Кама Гинкас на встрече в Гоголь-центре сказал: «Вы рассказали мне все о моей жизни». Человек моего поколения, замечательный режиссер Кама Гинкас узнал себя в нашем проекте. Узнавание в музыке, в картине, в книге – это то, чего добивается искусство: дать возможность рефлектировать не в себе самом, а в чем-то другом. Если кто-то узнает себя в произведении искусства – не важно, это музыка, картины, фильм, театр или книга – это прекрасно. Поэтому я надеюсь, что бакинская публика, которая очень отзывчива, тоже найдет для себя что-то в завтрашнем мероприятии.
– Что такое успех для артиста?
– Я об этом обычно говорю много, но сейчас скажу коротко: успех – это опасность! Опасность потерять себя, потерять жажду поиска. Опасность, когда тебя гладят по голове и говорят, что все хорошо. А на самом деле нужно идти дальше. Артист обязан ставить вопросы, а успех – это как-будто ты на все ответил. Нет! Вчерашний концерт был вчера, а сегодня ты должен делать что-то другое.
– Я слышал, что даже скрипку Гваданини, принадлежавшую некогда вашему дедушке, вы отдали в оркестр Kremerata Baltica…
– Вы знаете, по ходу дела мне то здесь, то там попадаются хорошие инструменты. Я их приобретал не для самого себя, а лишь по случаю на них играл… У меня оркестр, я забочусь о качестве его звучания. Я играю на одном инструменте, остальные – звучат в моем оркестре. Те, на которых я играю сам, я обычно в оркестр не отдаю. Сейчас я играю на скрипке Николо Амати 1641 года. Правда, сейчас мой концертмейстер играет на моем Страдивари. Это действительно так.
– Много ли людей способны отличить звучание Гварнери и Страдивари от современных инструментов?
– Мало кто. Я всегда говорю музыкантам: вы несете инструмент в самом себе, а то, что у вас в руках, только помогает материализовать звук, который вы ищете и находите. На многих современных инструментах можно играть не хуже, чем на старых. Если есть возможность, как у меня, играть на уникальных старых скрипках – это подарок жизни. Но вы не будете худшим музыкантом, если у вас в руках приличный современный инструмент. Может, вы через него научитесь большему, потому что в старом инструменте есть столько слоев истории, что он способен не всегда откликнуться на то, что вы ему предложите. Он тоже требует заботы. Современные инструменты невинны, в них нужно много вкладывать. И от вас самих зависит, сколько вы способны вложить. То есть ваша фантазия полностью воплотится и в современном инструменте, если вы будете отдавать ему все свои силы.
– Говорят еще о мистической связи музыканта и инструмента…
– Для меня эта связь не мистическая. Для меня инструмент – просто часть меня. Я с инструментом на ты, я общаюсь с ним каждый день. Что даешь инструменту – получаешь обратно. В человеческих отношениях это не всегда так: можешь отдавать, отдавать, а твой партнер, твоя любимая вовсе не обязаны отвечать взаимностью. А с другой стороны я не зависим от инструмента, потому что я несу звук в себе, а не в инструменте. Вот такое противоречие: с одной стороны инструмент – часть меня, а с другой я не зависим от того, на чем играю.
– Вы упомянули, что Мечислав Вайнберг посвятил 24 прелюдии нашему земляку Мстиславу Ростроповичу, вашему учителю Давиду Ойстраху посвящали произведения Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Николай Мясковский… То есть выдающиеся композиторы посвящали музыку выдающимся исполнителям. Для вас писали музыку? Вам посвящали?
– Но я сперва скажу про Вайнберга. Музыку Мечислава Вайнберга играли многие выдающиеся исполнители: Эмиль Гилельс, Ойстрах, Ростропович, Баршай, квартет Бородина… Но к сожалению, этих исполнений было немного. Поэтому сейчас мир только открывает для себя творчество Вайнберга, который оставил после себя 7 опер, 22 симфонии, 17 квартетов и невероятное количество камерной музыки, а еще музыку для цирка и кино («Укротительница тигров», «Летят журавли», «Каникулы Бонифация», «Винни-Пух идёт в гости», «Афоня», «Как Иванушка-дурачок за чудом ходил» и др. – Прим. авт.).
– Вы встречались с Мечиславом Вайнбергом?
– Да, но, к сожалению, упустил момент, когда можно было войти во взаимоотношения. Когда я учился в Москве, он в классе Давида Ойстраха играл для нас, студентов, сонату Шостаковича, только свеженаписанную. Затем я слушал в большом зале консерватории, где он с Вишневской и Ростроповичем выступал с романсами на стихи Блока. Ойстрах играл на скрипке, а Вайнберг сидел за роялем… Я помню его.
Я помню и азербайджанского композитора Кара Караева, с которым меня тоже свела судьба. Я всегда интересовался новой музыкой и я был следующим после Леонида Когана, кто взял на вооружение скрипичный концерт Караева, даже его записал. Кара Караев – выдающийся автор, который одним из первых стал осваивать в Советском Союзе додекафонию, по-моему, даже раньше, чем Дмитрий Дмитриевич. Но дело не в первенстве. Караев был очень прогрессивным композитором и замечательным человеком. Я с радостью вспоминаю свое участие в его авторских концертах. Недавно был азербайджанский праздник в Лондоне, там мне довелось выступить и я исполнил вторую часть его концерта. Эта связь была продолжена.
– А что касается произведений для вас…
– Я не подсчитываю, но я счастлив, что для меня были написаны выдающиеся сочинения ХХ века: Tabula Rasa Арво Пярта, Concerto Grosso Альфреда Шнитке, сольное сочинение La Lontananza Nostalgica Utopica Futura итальянского композитора Луиджи Ноно, концерт «Большой Грааль» финского композитора Кайи Саариахо… Много сочинений было написано для меня и в моей родной Латвии. Мой одноклассник Георг Пелецис написал целый ряд произведений для меня и для «Кремераты». За последние 20 лет именно «Кремерата», будучи моим детищем, удостоилась очень многих премьер, в том числе и таких композиторов, как Леонид Десятников, Гия Канчели, Виктор Кисин… Как видите, я до сих пор связан со своим прошлым, больше всего говорю на русском языке, хотя владею и английским, и немецким, и моим родным латышским. Часто эти языки мешаются и наносят вред друг другу в беседе (улыбается).
– Во многих интернет-справочниках вы все равно числитесь как «советский, русский скрипач».
– Это зависит от того, куда заглянуть. В некоторых Википедиях я значусь, как «латышский и немецкий». Все что угодно можете найти (смеется).
– Юрий Башмет сказал, что вы умеете задавать себе вопросы и постоянно находитесь в поиске ответов. На все ли вопросы находите ответы?
– Он очень точно сказал! Я, правда, в последние годы с ним мало общаюсь, у нас разные позиции. Но у него замечательная интуиция! Далеко не всегда я нахожу ответы. Но своей творческой задачей я далее считаю: ставить вопросы, расширять воображение и углублять эмоции.
Фото на обложке: Адыль Юсифов
2017 год.
Специально для журнала «Баку»