Художник Рашад Мехтиев — выпускник двух университетов и педагог одной академии. А еще он доктор философии в области искусства и почетный академик Императорской Академии России, автор многочисленных выставок за рубежом, обладатель многочисленных наград. О картинах доктора Мехтиева мечтают знаменитые коллекционеры. А он все сомневается: «Тем ли делом я занимаюсь?» Настоящий художник!
Сапунов: Рашад, ты занимаешься сразу несколькими делами: ты и преподаешь, и рисуешь… Кстати, правильно ли употреблять слово «рисуешь»? Может, лучше «пишешь»?
Мехтиев: Можно и так, и так. Зависит от техники: рисуют карандашом, углем, а пишут уже маслом.
Сапунов: Продолжая творческую деятельность, ты одновременно учишь молодежь. С чего начинаешь свои занятия в Академии Художеств?
Мехтиев: Сперва я смотрю на уровень образованности моих новых студентов. Не на способность рисовать, а на общую культуру.
Сапунов: Неужто не интересно, могут твои новички рисовать или нет?
Мехтиев: Увы, не все и карандаш в руках могут держать. Раньше в вузы приходили подготовленными, например, после художественного училища имени Азимзаде. Сейчас, к сожалению, приходят сразу после школы, в лучшем случае позанимавшись полгода с репетитором. Словом, Академии прежде всего приходится поднимать уровень студентов до начального академического, объяснять азы. К сожалению, эта тенденция охватывает все постсоветское пространство.
Сапунов: А можешь ли ты набрать студентов, к примеру, особо одаренных?
Мехтиев: Нынче введена европейская система: порой группа сама выбирает, к какому преподавателю пойти учиться. А преподаватель не выбирает. Случаются, конечно, подготовленные первокурсники. С ними работаю отдельно и с особым наслаждением. Ведь академическое художественное образование — это не умение рисовать, это глубокая и серьезная практика эстетического познания окружающего мира. Я говорю: «Ты должен не просто нарисовать, скажем, интерьер, ты должен сделать это так, чтоб узнаваемой стала не только эта комната, но и твой взгляд на него!» Умея просто красиво рисовать, ты рано или поздно придешь к неминуемому тупику. Должны быть мысли, чувства!
Сапунов: Много чувств выражает молодежь?
Мехтиев: Сейчас с этим непросто. Не только у нас — по всему миру. И преграды, как ни странно, информационные. У молодых нет терпения, усидчивости. Они быстро и в изобилии получают информацию и так же пытаются творить. «Кто-то продал на Sotheby’s картину за полмиллиона? Я тоже хочу!» Вот и все стремления. Мечутся, не пытаясь сосредоточиться. О тщательности и речи не идет. И уровень знаний тоже важен. «Кто такой Леонардо Да Винчи?» — «Художник!» — «И на этом спасибо!» Подробнее ответить могут далеко не всегда, потому что перед уроком я требую, чтоб студенты свои телефоны сложили на подоконник.
Сапунов: Это сурово!
Мехтиев: Да, я очень строгий педагог. Я требую, чтобы все внимание было на мне. Тем более что мне приходится заниматься и образованием, и воспитанием. Объясняю досконально, что умение нарисовать, например, натюрморт позволит им завтра работать во всех областях искусства, потому что они овладеют формой и цветом.
Сапунов: Зачем ты вообще пошел преподавать?
Мехтиев: Мне это нравится. Есть поговорка: если сегодня что-то не отдашь, завтра сам не получишь. Скажу пафосно: «Не думай, что страна сделала для тебя, думай о том, что ты для нее сделал»> (смеется). И к тому же я сам учусь со своими студентами, получаю от них энергию. И им же ее отдаю. С молодежью общаться полезно и приятно. Бывает, студентка подходит: «Рашад-муаллим, мне по телефону какой-то дурак докучает. Можете ему ответить, чтобы не приставал?» (смеется)
Сапунов: Девочки, значит, преобладают?
Мехтиев: Есть группы вообще без мальчиков! О каком развитии искусства может идти речь?! Я не хочу провоцировать гендерный конфликт, но даже в Европе женское изобразительное искусство значительно отстает от мужского, а у нас громкие женские имена в художественной истории по пальцам можно пересчитать. Да, женщины — прекраснейшие создания. Но для продвижения и развития искусства нужен мужской характер. Среди моих учениц есть очень талантливые девушки, но завтра они, вполне вероятно, выйдут замуж и забросят искусство.
Сапунов: Да ты пессимист! Представляю, что ты скажешь вообще о состоянии отечественного искусства!
Мехтиев: Культура и искусство у нас развиваются. Во всяком случае, государство создает для этого прекрасные условия. И продвижение нашего искусства за рубежом становится все интенсивней и интенсивней. Однако художники — не все, некоторые — порой очень несерьезно относятся к своей профессии. Относятся просто как к бизнесу.
Сапунов: К слову, спасибо состоятельным бизнесменам, наше искусство стало более востребованным. Появилось больше коллекционеров…
Мехтиев: Да! И если иные «коллекционеры» пока относятся к живописи как части интерьерной декорации, то и вдумчивых, понимающих собирателей становится больше. Хотя и не столько, сколько хотелось бы.
Сапунов: Если не о заработке, то о чем ты, как художник, прежде всего должен думать?
Мехтиев: Без заработка невозможно. Но я не должен упиваться собой, я должен думать, что я сделал для общего развития. Пикассо говорил: «Я сегодня начинаю, пусть завтра продолжают!» Конечно, он был баснословно богат, но при этом он хотел, чтобы последующие поколения не ценили, а продолжали! Чувствуешь разницу? Когда художник 50% пишет для продажи, а 50% — для развития, это замечательно. Но если он пишет только на продажу — это проблема, проблема для культуры… Художники в прежние века занимались исследованиями, составляли новые рецепты красок, грунтовки. Годами готовили холсты. А сегодня купил акрил и вперед. А ведь акрил послезавтра распадется.
Сапунов: Послезавтра?
Мехтиев: Ну через 20 лет. Для истории искусства это 2-3 дня.
Сапунов: Скороспешность — признак времени. Но есть и такие обстоятельные художники, как ты. В твоих полотнах виден неторопливый, вдумчивый и постоянный поиск, ты экспериментируешь с жанрами, стилями. Какую из твоих картин ты бы не постеснялся показать… Рембрандту?
Мехтиев: Ой, сложный вопрос. Что касается экспериментов… Человек до конца своих дней учится, должен учиться. Я считаю, что негоже, если художник заводит себе некие стандарты стиля и больше никогда от них не отступает. А Рембрандту я бы ничего не показал. Пока недостоин. Уровень еще не тот. Это мое мнение. Мне надо еще работать, работать и работать. Дело в том, что я смотрю на искусство как на явление, как на процесс, сделавшие в незапамятные времена человека человеком и до сих пор имеющие гигантское значение в его развитии. Сегодня моя задача не просто «красиво нарисовать», моя задача — вложить в то или иное полотно идею, которая сработает и через 150 лет. Это не просто. Но Рембрандт меня бы понял (улыбается).
Сапунов: Как получить удовольствие от современного искусства — contemporary art? Ты получаешь удовольствие? Тебе нравится Марсель Дюшан с его хулиганским «Фонтаном» или Джек-разбрызгиватель Поллок?
Мехтиев: Поллок — продукт чрезмерного пиара, а не художник. И таких сегодня немало, просто не всем повезло, как Поллоку.
Сапунов: Мне нравится Кандинский. Он тоже продукт пиара?
Мехтиев: О! Василий Кандинский — классик. Ты видел его работы доавангардного периода? Он был блистательный художник. Но в какой-то момент сознательно отказался от «реализма» и стал искать новые пути. Я уважаю его выбор.
Сапунов: Как появляются твои картины? Откуда вдруг возникает «Арлекин»?
Мехтиев: Здесь нет логически сформулированной цепочки. Мои картины сродни эзотерическому дневнику. Я могу выразить словами свои мысли, но не могу высказать свои эмоции. Их я выражаю в картинах и оставляю зрителю право самому трактовать увиденное.
Сапунов: А что они расскажут о нашем времени зрителю XXII века?
Мехтиев: (смеется) Убей меня, но не знаю.
Сапунов: Тревожные у тебя картины.
Мехтиев: Да… У меня есть серия «бессознательных» картин. Это вызвано, наверно, утратой неких ценностей, наступлением аморальности, невежества.
Сапунов: Ты ставишь диагноз обществу…
Мехтиев: Всему обществу я не имею права ставить диагноз.
Сапунов: Ну хорошо, некоторой прослойке, которая возле…
Мехтиев: Может быть.
Сапунов: …А терапию вслед за диагнозом доктор Мехтиев предлагает?
Мехтиев: Да, надеюсь. Не знаю, насколько это у меня получается… Но пытаюсь. Это все задача каждого настоящего художника: передать свои чувства, передать состояние людей и…
Сапунов: И?
Мехтиев: …И суметь выдержать противодействие публики.
Сапунов: Признаюсь, в современном искусстве мне не достает реализма. Я воспитан на передвижниках.
Мехтиев: О! Вот тут ты подкрался к идее, которую я хочу запатентовать. Ведь в чем заключалась идея передвижничества? Группа художников — Репин, Суриков, Перов, Саврасов и другие — собралась и, путешествуя по России, изображала быт и культуру русского народа. Вот бы здесь сделать такой проект — профинансировать семь талантливых художников, чтобы они в течение года ездили бы по Азербайджану, проводили бы, скажем, по два месяца в одном из районов, рисовали и показали бы культуру регионов. За 2-3 года можно, знаешь, интегрировать культуру регионов Азербайджана в мире!
Сапунов: Над чем работаешь сейчас?
Мехтиев: Много над чем. Но самый необычный проект — совместный с Академией Наук. Я езжу в шемахинскую обсерваторию и, наблюдая за звездами, пытаюсь увиденное внедрить в язык искусства.
Сапунов: Ничего себе! Постичь гармонию мира — ни больше ни меньше! И во что это у тебя выльется?
Мехтиев: Увидим. Лет через пять.
Сапунов: В чем ты сомневаешься?
Мехтиев: Я сомневаюсь: правильный ли я когда-то выбрал путь. Но жить, не рисуя, я не могу. Бывали годы, когда я намеренно воздерживался от мольберта. Но все равно исподволь где-то что-то набрасывал — чуть ли не на салфетках. И знаешь что? Идеи, которые возникли у меня в те годы «воздержания», оказались чуть ли не самыми яркими!
Фотографии: Адыль Юсифов
Редакция Boutique Baku благодарит Nobel Oil Club за помощь в организации съемки.
2015 год