Без произведений выдающегося азербайджанского скульптора Омара Эльдарова представить столицу Азербайджана невозможно. Омар гасанович — автор памятников Натаван, Физули, Гусейну Джавиду, Ататюрку, Николе Тесле, Ниязи и других. Его монументы стоят во многих странах и составляют гордость азербайджанского и мирового монументального искусства. В прошлом году Омар Эльдаров отметил 90-летие, но полон творческих сил и энергии. У него много идей, проектов, планов…
Наука против искусства
Одно из ключевых различий искусства и науки в том, что наука развивается по нарастающей: кирпичик за кирпичиком и получается пирамида. Искусство — совсем иное дело. Скульпторы и архитекторы древности когда-то не только творили шедевры, они создали основы множества стилей. Художники Возрождения пытались вернуться к той изысканности, той возвышенной утонченности, какие были у гениев античности. Но даже они не смогли достигнуть той гармонии. Хотя, конечно, превзошли в эмоциональности, которой не было у греков. Культура не движется постоянно вверх.
Пожалуй, она движется по траектории, напоминающей ритмы сердца: вверх — вниз, вверх — вниз… Но мы — современные художники — не можем приблизиться не только к античным авторам, но даже к древнеегипетским… Почему? Наверно, в связи с особенностями нашего мировоззрения, мироощущения, нашей веры. Нет у нас такой искренности…
Когда вы смотрите на произведения пламенеющей готики, вы изумляетесь: как возможно создавать такие совершенные кружева из камня в далеком XV веке, без какой-либо специальной техники?! Вероятно, лишь истовая вера в Бога помогала тем безымянным гениям. Сейчас искусство подвержено атакам, связанным с развитием техники и поэтому достичь такой искренности, такого совершенства, какие были у древних, мы не можем. И не сможем. Я со страхом смотрю на увеличение научно-технических возможностей человека. Мы с ускорением движемся к концу. И когда-нибудь искусственный разум сочтет человека за какую-то несуразность, состоящую из воды.
Основы профессии
У скульптора, у художника должно быть врожденное желание самовыразиться, высказаться. Этим отличается человек от других земных созданий. Во-вторых, скульптор должен быть тверд в своем желании и уверенно идти по избранному пути. Не все с этим справляются и некоторые, окончив художественную академию, бросают ваяние — просто из-за невостребованности. Скульптор, а особенно скульптор-монументалист, не может работать «для себя», не может просто лепить «для души». Ему, как и архитектору, необходим заказ. Поэтому большинство уходит из профессии. Лишь немногие остаются верными своей мечте. Хотя они могут быть и не самыми талантливыми.
Мальчик, хочешь лепить?
Скульптором я стал случайно. Судьба вообще состоит из случайностей. Меня, еще дошкольника, мама привела в «Студию одаренных детей» на Телефонной улице — записываться в изокружок. Однако, к нашей печали, класс юных художников был уже укомплектован. «Приходите через год», — сказали нам с мамой. Но тут к нам подошла Анна Ивановна Казарцева, которая предложила: — Мальчик, у меня есть место в скульптурном классе. Хочешь лепить?
И я остался.
Из чего лепить?
Скульптура в мусульманских странах развивается позднее, чем живопись. Рисование что: купил краски, карандаши, бумагу и рисуй. А лепить из чего? В моем детстве пластилина не было. Только глина! А где ее взять? Где лепить? Все сложно. Потому-то класс скульптуры был менее нагружен. Я стал лепить, а добрая Анна Ивановна меня хвалила:
— Наверно, когда ты вырастешь, станешь скульптором, увидишь на улицах свои монументы!
А ведь в Баку тогда — в 1933 году — памятников почти не было. Была лишь статуя Сабира из железобетонной крошки — работы Якова Кейлихеса. И его же временный памятник Карлу Марксу на Парапете…
Амбициозность
Важная черта скульптора — амбициозность. Моя стала решительно подтверждаться, когда я в 1945 году поступил аж в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина! А вернувшись в Баку, я продолжил утверждать свои амбиции: ставить карьерные задачи, но самое главное — делать «ух, как хорошо!» Ведь если запрограммируешь себя как середнячка, получится ниже среднего. Поэтому нужно стремиться к лучшему!
Натаван
Первой моей скульптурной работой в Баку стало надгробие Узеира Гаджибекова, отлитое из бронзы в 1954 году. А памятником, скажем так, более публичным, стала статуя поэтессы Натаван. Ее история началась значительно раньше… Когда я во время войны учился в училище Азима Азимзаде, в качестве скульптурной мастерской использовалась старая лютеранская кирха. Тамработали и Пинхус Сабсай, и Джалал Карьягды, и Фуад Абдуррахманов. Занимались там и мы — студенты. Однажды в эту мастерскую пришел председатель Союза писателей Мирза Ибрагимов. Он пришел по своим делам, но заметил и какие-то мои работы. Познакомились… С тех пор прошло семь лет, я выучился в Ленинграде, вернулся, стал членом Союза художников. А еще я стал членом Художественного совета «по приему халтуры» в Художественном фонде. Граждане приносили туда в больших количествах портреты Сталина, написанные сухой кистью, и тому подобное. А однажды человек принес некий женский портрет, весьма невзрачно выполненный.
— Что это? — спросили у него. — Откуда этот образ?
И он показал фотографию Натаван с мальчиком и девочкой. Это были ее дети. Я посмотрел и увидел у этой женщины удивительно глубокий взгляд, какой бывает, пожалуй, только у душевно больных. В глазах было страдание. Это был снимок, сделанный после смерти мужа.
— Где взял? — спросил я художника.
— В Рукописном фонде.
Я обратился в Рукописный фонд и нашел там еще одну фотографию Натаван, тоже в национальной одежде, тоже с детьми, но сделанную годом раньше и прикрытым лицом. И я решил, что
буду ее лепить. Я сделал полуфигуру в глине и позвал писателей — показать. Пришел и Мирза Ибрагимов. Ему моя Натаван очень понравилась! А он в то время был не только писатель, но и председатель Президиума Верховного Совета Азербайджана. И Мирза Ибрагимов волевым решением, минуя ЦК и Кабмин, распорядился установить памятник Натаван. Определили место и мне заказали этот памятник. Она сидит в той самой позе, в какой была на обеих фотографиях, вероятно, такая поза была для нее характерной. Но еще и по другой причине я выбрал такую композицию.
Монументальная скульптура очень консервативна, и я, хоть и работаю в академической традиции, всегда стараюсь внести что-то новое в это искусство. И поэтому статуя Натаван, сидящей, задумавшейся, да еще и с левой рукой у плеча, была весьма революционна для той поры. Памятник Физули, который мы делали с Токаем Мамедовым, я тоже предложил сделать так, как у нас до тех пор никогда не делали — из огромной глыбы, с горельефами, словно выступающими из скалы.
Ахундов
У некоторых бакинских памятников есть детали, которые не все замечают. Например, памятник Мирзы Фатали Ахундова очень хвалил сам Аникушин. И это действительно очень хороший памятник. Но вот только Сабсай изобразил Ахундова почему-то в костюме по моде 1930-х годов. А Ахундов-то — ровесник Лермонтова! Когда Пинхус Сабсай сделал памятник Ахундова для Музея литературы, он уже одел его в национальную одежду.
Несвершившееся
На очередном съезде партии Брежнев внес предложение создать памятник героям международного рабочего коммунистического движения в Москве. Был объявлен всесоюзный конкурс. Заявки подавались анонимно. Но анонимность анонимности рознь. Догадываясь о предвзятости жюри, я послал свой проект в Москву с другом, чтобы он отправил его с московской почты.
И эта хитрость удалась. Жюри сразу отметило особое качество проекта, но никак не могло понять: «Кто автор?! Судя по штемпелю, москвич… Но кто? Михаила Аникушина видно по почерку, Льва Кербеля тоже. А это кто? Кто у нас не член жюри? Президент академии Томский… Ленинский лауреат Вучетич…» Так и не догадавшись, дали первую премию! И открыли конверт с именем. Ого! Меня, конечно, знали… Позвонили, поздравили, сказали, что я победил с большим отрывом, пригласили в Москву. Но пока я ехал, кремлевская администрация спохватилась: с чего
это давать первую премию какому-то Эльдарову из Азербайджана? Нецелесообразно это. Ведь есть московские испытанные монументалисты. Как быть? И придумали! Разделили премию на троих, а заказ дали Кербелю. Вот такие были несвершившиеся вещи…
Азимзаде
Когда поменялась идеология, некоторые решили, что можно сносить любые памятники. Снесли и памятник художнику Азиму Азимзаде. А ведь его когда-то установили по личному указанию Гейдара Алиевича, который дал распоряжение мэру:
— У нас мало памятников художникам. Установить!
И все равно снесли.
Я немедленно пришел к человеку, который за это отвечает. Он мне:
— А мы не знали, что это ваша работа!
Причем тут «ваша — не ваша»?! Стали искать, нашли на свалке. Но не всё. Низа не доставало. Поэтому восстановленный мемориал немного «сел на землю». Да и место сейчас у него не самое удачное, памятник выглядит огромным, ему там тесно, люди его не видят… А в сквере на проспекте Бюль-бюля он был маленьким, там было просторно. Я хочу поднять вопрос, чтобы памятнику Азиму Азимзаде нашли более подходящее место.
Работа продолжается
Самое главное, что я сделал в последнее время, памятник Ниязи в сквере у Кабинета министров… Очень хотелось бы установить в Баку памятник Муслиму Магомаеву. Заказа на него пока нет, но я делаю проект. У меня есть и другие проекты, которые хорошо было бы осуществить — по теме и по качеству. Например, надгробие актера Гусейна Араблинского, застреленного на сцене за то, что он актер. Был проект памятника Мамедэмину Расулзаде, который не реализован. У меня вообще нереализованных проектов тьма тьмущая — значительно больше, чем реализованных. А сейчас у меня в работе памятник турецкому султану Мехмету II Фатиху, заказанный мэрией Стамбула. Правда, мэр-заказчик недавно ушел со своей должности и поэтому работа над памятником пока приостановлена, у них сейчас сложные дела. Но, надеюсь, разберутся.
2017 год
Фотографии Адыля Юсифова