Рамиз Фаталиев умеет хорошо рассказывать. Сочно, образно. Это и неудивительно, ведь мало кто у нас не знает, что Фаталиев — знаменитый киносценарист, автор детективов, мелодрам, комедий, создатель любимых зрителем картин «Шестой», «Грачи», «Зонтик для новобрачных», «Я любил вас больше жизни», «Анекдот», «Мерзавец»… В прошлом Рамиз Фаталиев — депутат парламента, директор киностудии и даже вице-президент Cоветской Ассоциации политического и детективного романа. А в настоящем — сценарист, драматург, режиссер и по-прежнему очень хороший рассказчик. Предлагаем вам избранное.
Непростые времена
Хрестоматийная фраза: «Если ты не занимаешься политикой, она занимается тобой». В 1988 году я понял, что политика мною занялась.
Самое тяжелое, что пришлось перенести — это события 1988 года, когда мы снимали разгон демонстрации на площади Свободы. Митинг там длился довольно долго, и ночью 5 декабря было принято решение народ разогнать.
Киностудия — это не только производство, но и летопись. Я счел своим долгом все происходящее снять, даже если это кому-то не нравится. И мы снимали, пока демонстранты там перманентно митинговали. У нас был оператор, которого четыре раза избивали на этой площади, принимая за армянина, а он продолжал снимать. Я тоже там периодически появлялся…
И вот наступила ночь на 5 декабря. Мы заложили четыре кинокамеры — в зданиях гостиниц «Азербайджан» и «Апшерон». Все снимали операторы-добровольцы. Потому что на всех этажах у окон, выходящих на площадь, стояло по два работника КГБ.
Разгон начался. Мы начали снимать. Я в гостинице «Апшерон» помогал оператору Низами Аббасову. Выглядело это так: мы снимали на кинопленку — на 10-минутные бобины. Чтоб хоть что-то сохранить, бобину меняли каждые 4-5 минут. Я — по легенде постоялец отеля — закладывал бобину, извините, сзади под брюки и рубашку, и в этаком затрапезном виде выходил в коридор, где меня ждала дежурная по этажу Севиль-ханум, находившаяся с нами в преступном сговоре. Прямо на глазах двух кагэбэшников я спрашивал ее: «Ну что, принесли пирамидон?» Она отвечала: «Нет, но скоро принесут». Я поворачивался к ней спиной. Кагэбэшники теряли ко мне интерес, Севиль-ханум вытаскивала у меня из брюк пленку и сбрасывала ее в мусорную корзину, которая стояла под ногами. И закрывала ее крышкой.
Вот так мы отсняли весь разгон. Но поскольку было очень темно, три камеры, включая ту, которую обслуживал я, снять ничего не сумели. Однако оператор Багир Рафиев, работавший с четвертой камерой, на всякий случай снимал в замедленном режиме. В результате получилось «чаплинское» изображение, но зато все было видно. Словом, мы все-таки сняли, хотя бы и одной камерой.
Утром сквозь армейское и милицейское оцепление подъехал мусоровоз и вывез вместе с мусором наши бобины. Мусоровоз, конечно, был наш. Он проехал несколько кварталов, затем мы его остановили и выгрузили пленки.
Вот так мы снимали в 1988 году.
А потом был год 1990-й. И все трагические события того времени на 95… 96… 97 процентов, не знаю, как точно подсчитать, были сняты только нами. Потому что председатель Гостелерадио, Бог ему судья, велел все камеры спрятать и запереть. И только один телеоператор Сеидага Мовсумов, украв свою камеру, перебежал к нам. Так что у нас была и одна профессиональная телевизионная камера. В остальном приходилось снимать на кинопленку. У нас был случай, когда оператор два дня пролежал под грузовиком, чтобы снять один-единственный кадр. А Джангир Зейналов положил камеру в сумку, проделал дырку для объектива и с двумя женщинами проник на территорию Сальянских казарм. Пока женщины ходили и разводили всяческую демагогию с военнослужащими, Джангир, поворачивая сумку вправо и влево, молча снимал. И в результате мы раскрыли так называемую тайну перестрелки в Сальянских казармах, о которой ходили многочисленные слухи. Никто там не перестрелялся. Эти пьяные резервисты, которые и натворили массу дел, прежде чем их увезли к такой-то матери, стали стрелять по ближним домам, чтобы напугать людей и заняться мародерством. Я помню, как профессор Алиев, вернувшийся после всех тревог в свою квартиру и увидевший ее ограбленной, прямо там же скончался от обширного инфаркта. То есть у этого января были не только прямые, но и вот подобные жертвы.
Мы пытались рассказать о происходящем. Писатель Анар в те дни сделал по меньшей мере сто междугородних звонков — писателям, деятелям литературы. Я тоже звонил… На зов Анара откликнулся только Олжас Сулейменов, а ко мне приехал Станислав Говорухин. Говорухин приехал очень агрессивно настроенный против Азербайджана, потому что ему что-то напели в Москве. Поскольку мы старые товарищи, — я ему все показывал. Буквально во время нашей прогулки пришла весть, что кто-то выстрелил в троллейбус и погиб 16-летний парень. Мы туда сразу поехали, и Станислав убедился, что творится. Он вернулся в Москву и написал разгромную статью. То есть, посетив Баку, он изменил свое мнение на диаметрально противоположное.
Наверно, возглавь я киностудию в мирное время, я бы там и не был нужен. Может быть. Как показала практика, у меня нет особого административного таланта. Но поскольку мне пришлось руководить студией в конце 80-х — начале 90-х, я говорю без всякой ложной скромности: слава Богу, что это был я. Потому что вряд ли кто-то другой решился бы заниматься тем, чем занимались тогда мы. Только благодаря нашим съемкам Верховный Совет СССР увидел, что здесь происходило и его отношение поколебалось. Наша кассета разошлась по всему миру. Там был простой фильм, где я был ведущим. Конечно, гораздо лучше фильм вели бы профессионалы — дикторы, актеры, — но я не мог никого подставлять и вылез сам — картавя, мекая и бекая.
А потом мы эту кассету показывали жителям Баку. Во времена, когда нельзя было собираться больше трех, автобусы привозили людей с предприятий на киностудию, и в актовом зале, собрав по 100-200 зрителей, мы показывали людям правду.
Я дважды арестовывался военной комендатурой. Один раз просто сбежал. Другой раз развел какую-то демагогию, позвонил в Москву и за меня вступился друг моих друзей генерал Варенников: «Что вы там интеллигентов арестовываете?!» Непростое было время…
Директор киностудии
Заступив на должность директора киностудии, я злоупотребил служебным положением — сразу запустил фильм «Мерзавец». И не потому, что речь шла о моем сценарии, а потому, что понимал: такой фильм нужен. «Мерзавец», «Анекдот» — были первые ласточки во всем СССР, не только в Азербайджане. Несколько позже были сняты другие знаковые картины — «День казни», «Фярьяд»…
В те годы, когда стали появляться хорошо зарабатывающие хозрасчетные предприятия, мне удалось уговорить некоторые из них инвестировать в кино средства. Я говорил: «Вкладывайте деньги в кино, а прибыль будем делить пополам». Но свобода коснулась всех, и прокатные организации стали предпочитать турецкие, индийские, американские фильмы. На фиг им нужно было кино азербайджанское или, скажем, молдавское? Рынок сбыта исчез. Так что, можно сказать, что тех предпринимателей я обманул. И некоторые из них до сих пор со мной здороваются натянуто… Зато в результате этого «обмана» я загрузил студию так, что вместо положенных по плану четырех полнометражных картин в год мы снимали по шесть, восемь, а то и по одиннадцать фильмов.
Но сколько веревочке ни виться… Наступили голодные 90-е. Возможно, кто-то другой на моем месте что-нибудь придумал бы. Я не смог. И поняв, что мне просто нечем платить людям, я в 1995-м подал заявление об уходе.
Золотой век?
Конечно, в азербайджанском кино золотого века не было. Надеюсь, что пока. На территории постсоветского пространства я могу назвать только один кинематограф, на долю которого пришелся золотой век. Это грузинский кинематограф, кинематограф тбилисский (Калатозов был грузин, но он снимал российское кино)… Там именищи были! Тенгиз Абуладзе, Резо Чхеидзе, Эльдар и Георгий Шенгелая, Теймураз Баблуани, Георгий Хаиндрава… И эти имена можно называть бесконечно. Да и Данелия можно сюда причислить, потому что он снял выдающиеся грузинские фильмы — «Мимино» и «Не горюй!» А больше золотого века — ни в российском, ни в киргизском, ни в украинском кино — не было. Для золотого века должно быть некое сонмище имен. Несмотря на наличие уникального Бергмана в Швеции, шведский кинематограф так и не пережил золотой век. А вот в Италии была плеяда, множество имен — от Росселини и далее.
А у нас… На что уж горазд Рустам Ибрагимбеков — самое громкое имя в азербайджанском кинематографе на протяжении последних 30-35 лет, на что талантлив был Расим Оджагов, но и они не позволяют нам говорить о золотом веке…
И сейчас проблема для нашего кино — рынок сбыта. Здесь глухо. Доход приносит Анджелина Джоли…
Недавно режиссер Чингиз Мусаоглу снял фильм «Сороковая дверь». Замечательная картина, для нашего кино — даже чуть-чуть этапная. Такая проблемная, социальная драма, снятая под небольшим влиянием хорошего иранского кино. То, что она в Хьюстоне взяла приз за лучший иностранный фильм, тоже о чем-то говорит… Хьюстонцы посмотрели. А мы не можем. Беда.
Киев
Хотя я начинал в Азербайджане, хотя первые короткометражная и полнометражная картины по моим сценариям были сняты в Баку, тем не менее, пусть это кому-то не понравится, своей кинематографической родиной я считаю студию Довженко. Потому что, когда здесь возникли некоторые сложности с запуском моих сценариев, я уехал в Киев. И за три года у меня там было снято шесть фильмов.
Раньше в кинематографе бытовала шутка: есть плохие фильмы, есть очень плохие, а есть — фильмы студии Довженко. Но в 70-х годах репутация киевского кино стала меняться. Появились Вячеслав Криштофович, Леонид Быков, Юрий Ильенко, Роман Балаян, Константин Ершов… Пошли косяком успешные, талантливые фильмы, после которых та шутка утратила свою остроту. И я горжусь, что в этом есть и какая-то моя заслуга.
…Конечно, на Украине националистические тенденции были всегда. Перед матчами «Динамо» (Киев)-«Спартак» публика демонстрировала с плакатами вроде «Наподдадим москалям!».
И после пятой или шестой моей картины, снятой на студии Довженко, группа украинских писателей написала в ЦК КП Украины: «Почему наши произведения не экранизируются, а из Азербайджана сидит какой-то человек? Наверно, небескорыстно все это…» Намекали на то, что взятки я даю… Сумасшедший дом! Сценарии надо уметь писать, извините за нескромность…
К счастью, в ЦК кино курировал инструктор по имени Анатолий Волга, который изъявил желание со мной познакомиться. И выяснилось, что он военную службу проходил в Каспийской флотилии и три года прослужил у нас на Баилове, даже знал немало оборотов по-азербайджански. Волга очень быстро разобрался что к чему, и эти глупости спустили на тормозах… И впоследствии мы не раз встречались. В кино он не очень понимал, но интуитивно плохое от хорошего отличал. Такой был нестандартный человек.
Жанры
Наверно, из-за того, что особенно известны были мои фильмы-детективы, я — наравне с Георгием Вайнером и Александром Беляевым — стал вице-президентом Советской Ассоциации детективного и политического романа, которой руководил Юлиан Семенов. Но в целом я никогда особого предпочтения детективам не отдавал. И работал во всех жанрах. Все исходило из идеи. Вот, скажем, придумал я, что пара на курорте — на самом деле не муж и жена, но им подарили зонтик с двумя куполами. Вряд ли из такой мысли родится боевик или детектив. Родилась мелодрама.
Сейчас у меня выходит фильм «Куклы», поставленный Чингизом Расулзаде, — молодежная история, произошедшая на стыке 80-х и 90-х годов. Эльдар Кулиев выпускает фильм «Стамбульский рейс» — чистая мелодрама. Среди последних российских фильмов — «После жизни» — тоже мелодрама, ее уже два-три раза показывали по RenTV. Выходит фильм «Висяки», поставленный по моим произведениям — снова детектив…
Михалков
К счастью, я дружил со многими режиссерами, с которыми работал, — Арифом Бабаевым, Вячеславом Криштофовичем, Константином Ершовым, снявшим фильм «Грачи», могу назвать много имен… И никто не подсчитывал, где чья идея, кто и что в каком кадре предложил. Это была общая работа, и лучше этого быть не может.
Но с Михалковым, с которым мы делали фильм «Без свидетелей», вообще отдельная ситуация. Уж на что, казалось бы, самодостаточный человек Никита Михалков. Но тем не менее на всем протяжении съемок, монтажного периода и озвучивания он держит сценариста рядом — чтобы при необходимости, когда у актера не получается реплика, не заменять ее чем попало. И это делает ему честь. Успех Михалкова в кино связан с его невероятной требовательностью ко всем членам съемочной группы и к самому себе.
Мы были очень близкими товарищами, какое-то время я жил у него на даче на Николиной Горе, с матушкой его замечательной был знаком, и именно во время работы с Никитой я впервые стал приглядываться к режиссуре, появился какой-то слабый интерес к этой профессии, который реализовался только через двадцать лет. Ибо это очень заразительно — видеть, как работает Никита. От всех режиссеров, с которыми я работал, он отличается невероятным темпераментом, невероятным умением каждому на площадке — оператору, актеру, художнику — что-то показать. Не потребовать результата, а показать, научить!
Были у него и маленькие хитрости. Раз-два в неделю вся съемочная группа играла в футбол. И тогда, к примеру, осветитель, которого Никита еще утром материл на площадке, уже сам крыл режиссера последними словами за плохой пас. И никто не обижался. Нормально!
Правда, Никита начала 80-х и Никита сегодняшний — два совершенно разных человека. Извините за банальность, он забронзовел до ужаса. Сейчас к нему на дачу ездят совершенно другие люди, не чета мне.
А тогда все было очень просто. Однажды даже дрались вместе. Это случилось в городе Лиепая, где Михалков снимался в фильме «Инспектор ГАИ» и куда я приехал, чтобы поработать с ним над сценарием. Вот и подрались с местными. Была настоящая такая бакинская драка, когда к концу уже не помнишь, кто виноват и с чего все началось… Важно, что «наших обижают!»… Мы побили, нам тоже попало. Все по-человечески. А сейчас он без охраны никуда не ходит.
Кстати, о футболе
Кстати, о футболе. Я люблю футбол. Естественно, гораздо лучше умею его смотреть, чем в него играть. Когда-то известный спортивный журналист Саша Нилин меня познакомил с великим советским футболистом Валерием Ворониным, входившим наравне с Эдуардом Стрельцовым и Львом Яшиным в символическую сборную мира. Мы сидели в кафе, говорили о футболе. С кем же говорить о футболе, как не с ним? И Воронин сказал: «Футбол — очень простая наука: отдал пас и открылся». Потом несколько секунд помолчал и добавил: «Ну, как в жизни». Замечательная жизненная модель! Но мы все реже отдаем пас. Наступило время отчуждения, время порушенных человеческих связей. К сожалению. Поэтому о пасах говорить не приходится. Пас могут принять, но не отдать обратно. Так и живем.
Фото на обложке — Орхан Асланов
2009 год