Трёхкратный чемпион Европы командного чемпионата в составе сборной Азербайджана, чемпион мира по быстрым шахматам и единственный шахматист в истории, становившийся чемпионом мира среди юношей до 20 лет дважды. При этом Шахрияр признается, что шахматы хоть и имеют большое значение в его жизни, но они – далеко не единственная радость.
– У вас очень шахматная семья, ваши сестры были даже чемпионами Азербайджана. А кто в семье НЕ играет в шахматы?
– Мама не играет. Фигуры она, конечно, знает. А еще разбирается в шахматных оценках, потому что мама внимательно следит за нашими успехами. Когда в семье столько шахматистов, хочешь не хочешь – начнешь разбираться в системе начисления баллов. А уж если ведется прямая трансляция с матча, то самый преданный болельщик, конечно, мама. Она очень переживает!
– При том, что ваша мама не специалист в шахматных позициях, как она определяет, трудное у вас положение на доске или легкое?
– Она же мама! Она догадывается: по лицу и, наверно, шестым чувством.
– А лицо во время игры у вас, скажем так, не самое выразительное. Богатой мимики или улыбки от вас дождаться трудно…
– Странно улыбаться во время матча. Некоторым шахматистам это свойственно. Бывает сделаешь ход, а соперник ухмыляется, словно ты совершил детскую ошибку – этакая психологическая атака. Это неприятно. Но, разумеется, есть шахматисты просто с активной мимикой, к примеру, гроссмейстер Василий Иванчук. Мы все понимаем, что он не специально.
– Можно как-то бороться с «психологическими атаками»?
– Только не обращая внимания. И если противник предпринимает что-то совсем уже раздражающее, вольно или невольно, например, бьет ногой по столу, то приходится обращаться к арбитру. Ведь по кодексу мы во время партии даже разговаривать друг с другом не можем, только с судьей.
– С чего вообще начались шахматы в вашей жизни?
– Как ни странно, впервые я соприкоснулся с шахматами не дома, а в городе Зангелане, который тогда, в 1992 году, еще не был оккупирован, в гостях у дяди Рашида. Сперва мы, дети, конечно, баловались, бросались фигурками. Однако мой отец объяснил нам, что такое шахматы, рассказал основные правила и с тех пор я увлекся этой игрой не на шутку. Увлеклась и моя старшая сестра Зейнаб. Мы вместе стали посещать шахматную школу, вместе тренировались. И поначалу Зейнаб меня даже выигрывала… В 1995 году она попала в пятерку Чемпионата Европы. В то время наши юные шахматисты в категории до 10 лет были очень сильные: Теймур Раджабов, Гадир Гусейнов, Вугар Гашимов… Порой случалось так, что в местном чемпионате человек занимал второе место, а в Европе – первое. И до сих пор многие из начинавших в те годы, сильнейшие в Азербайджане…
Можно сказать, что я поздно пришел в шахматы. В 9 лет! Все, кто сегодня в первой двадцатке, начинали много раньше. Теймур Раджабов уже в 4 года играл на международных турнирах. Вугар Гашимов в 8 лет был уже мастером FIDE, кем я и в 17 лет не стал.
Вообще со мной произошла, можно сказать, уникальная история: в 14 лет у меня еще не было рейтинга, а в 21 год я стал четвертым шахматистом мира. За семь лет я поднялся фактически с нуля до вершины. Многие играют полвека и им ничего подобного не удается. И возможно, уже не удастся. Потому что все тренируются с компьютерами, и используют одни и те же электронные уроки. То что когда-то сделал Бобби Фишер, сегодня уже невозможно. Компьютер научил играть всех.
– Ваше прозвище «Шах». Не обидное?
– Для иностранцев имя Шахрияр трудновато, вот и сократили. Мне даже нравится, лестное прозвище. Некоторые турки почему-то сокращают не имя, а фамилию. «Мамед» говорят. Ну какой я им «Мамед»?! А вот «Шах» – это и звучно и по теме, учитывая, что от слова «шах» и произошло слово «шахматы».
– У вас дома, наверно, много шахматных наборов?
– Поверите ли, нет. Порой, если мы захотим сыграть, приходится их еще поискать (смеется). Есть, пожалуй, два-три комплекта, да и то не факт, что в каком-то из них все фигуры на месте. Вот у сестры дома много шахматных наборов.
– Выходит, вам все равно, какими шахматами играть – простенькими или антикварными?
– У меня есть гроссмейстерский набор, который сродни тем, какими играют на турнире. На нем и тренируюсь, привык. И на соревнования я тоже всегда беру шахматы. Многие современные шахматисты предпочитают пользоваться компьютерами и планшетами для изучения позиций, а люблю традиционные «реальные» шахматы.
– Я слышал, что вы даже в армии были шахматистом. Как это случилось?
– Мне повезло, за два дня до призыва я стал чемпионом мира среди юношей до 20 лет, и президент Азербайджана Ильхам Алиев настоял на том, чтоб и в армии я продолжил свои тренировки. Я попал в ЦСКА, где, будучи рядовым солдатом, смог защищать шахматную честь страны. После армии получил высшее экономическое образование, окончил институт с красным дипломом. Но, признаться, тренируясь по 10 часов в день, я не сильно налегал на учебу, считая своим призванием шахматы.
– Каково это 10 часов в день играть в шахматы?
– В 17 лет, в 20 лет это было нормально и просто, а вот теперь, конечно, становится сложнее: появилась семья, появились новые заботы. Недавно, на сборах в Гахе я попытался поставить рекорд, тренируясь по 18 часов в сутки, но через два дня понял, что еще немного и меня увезут в ближайший сумасшедший дом. Все же нужно соразмерять силы.
– Но вы в любом случае играете каждый день?
– Таль, кажется, сказал однажды: «Когда я хотя бы день не занимаюсь шахматами, я чувствую, что после этого играю странно. А если два дня не занимаюсь, то мою плохую игру замечают даже соседи». Он, разумеется, шутил, но в этом есть большая доля правды. Каждый день нужно играть в шахматы, разбирать партии, наблюдать за играми. Отвлекаться от шахмат нельзя ни на день.
– Во время подготовки к турнирам, вероятно, режим усиливается?
– Да, мы отправляемся на сборы, где практически не отдыхаем: занимаемся с тренерами, играем со спарринг-партнерами.
– Большая делегация вас сопровождает на турниры?
– Это смотря, какой турнир… На простые я могу поехать и один, или с тренером, или с супругой. А когда очень серьезное соревнование, такое как кандидатский турнир, то меня могут сопровождать и 5-6 человек.
– Когда-то шахматистов-чемпионов сопровождали даже психологи… Анатолию Карпову знаменитый Владимир Зухарь пытался помогать справиться с бессонницей.
– Я иногда тоже прибегаю к помощи психолога. Во время ответственных турниров психолог помогает мне настроиться, а если что-то вдруг идет не так – поддерживает, внушает уверенность, помогает справиться с разочарованием…
– И разочарования бывают?
– Конечно, после нескольких поражений порой хочется просто, чтоб турнир закончился и не важно, с каким результатом. На одних соревнованиях я однажды проиграл подряд шесть партий из десяти – у меня был нелегкий, переломный период в жизни, а тут еще и поражение за поражением! Нужно было вообще не ехать на тот турнир, но я не мог отказать – это был первый международный турнир памяти Вугара Гашимова в Шамкире. Что ж проигрыш – это нормальное дело. Фабиано Каруана потерял в Вейк-ан-Зее 30 пунктов рейтинга, а потом выиграл кандидатский. Однажды у меня был период, когда я за год проиграл всего шесть партий, или за 16 месяцев у меня не было ни одного поражения белыми…
– Проигрыши, наверно, тоже чему-то учат…
– Магнус Карлсен с этим будет не согласен (смеется). Хотя и у Карлсена бывают неудачные турниры, потери рейтинга.
– Как вы восстанавливаетесь после соревнований?
– Смотря, как они для меня завершились (улыбается). Когда хорошо – праздную с друзьями, с семьей…
– А если плохо?
– Стараюсь забыться – с друзьями, с семьей (смеется). Иногда уезжаю куда-нибудь в провинцию, где никто не знает о моем проигрыше. Как-то раз случилась забавная история, когда я играл с Сергеем Карякиным. И была совершенно простая позиция: король и ладья у меня, король и пешка – у Сергея. К тому же у меня было большое преимущество по времени… Я мог просто атаковать ладьей пешку, а вторым ходом ее побить. Но я почему-то эту возможность не увидел. Сам удивляюсь. И фактическую свою победу я свел к ничьей.
«Как ты не заметил ладью B6?» – спросили меня гроссмейстеры. «Ну вот так…»
«Почему вы не заметили ладью B6?» – спросили меня перворазрядники. «Так вышло…»
И когда с тем же вопросом ко мне стали подходить зрители, знающие всего пару ходов, у меня появилось просто желание оттуда скрыться… Я выбежал на автостоянку, стал выруливать, но тут ко мне подошел охранник паркинга. «Ты что не заметил, что мог ладьей пешку ударить?» – спросил он. Оказывается, он тоже бегал в зал, следить за игрой… И я вжал педаль газа в пол (смеется).
– Переживаете?
– Да, для меня поражение – маленькая смерть, это очень страшно. Но я не боюсь. Если я бы боялся, если бы я не рисковал, я бы столько не выигрывал.
– Во время многочисленных международных турниров удается ли вам увидеть что-то кроме непосредственно соревнований?
– Турниры – дело весьма утомительное и чтобы плодотворно заниматься, тренироваться, играть по 10-12 часов в день, мне нужна разрядка. Иные шахматисты предпочитают вовсе не отвлекаться, но я так не могу. И если случается свободная минутка или выходной – сразу иду на прогулку. В Вейк-ан-Зее, где проводится один из старейших и сильнейших турниров, смотреть особо нечего – маленькие рестораны и один супермаркет. Поэтому я езжу гулять в Амстердам, находящийся в 20 километрах. Очень люблю европейские города: Барселону, Мадрид, Берлин. По Парижу могу гулять много часов напролет, не раз забирался на Эйфелеву башню… Признаюсь: шахматы не всё в моей жизни. Они очень большая часть моей жизни, но не единственная. Я люблю получать удовольствие от жизни.
– Чему вас научили встречи с выдающимися шахматистами?
– Шахматисты, как правило, очень закрытые люди. Они тщательно берегут свои находки, идеи… Даже когда встречаются два друга шахматиста, они очень мало говорят о шахматах. Но бывают и исключения. К примеру, мне дал много советов гроссмейстер Василий Иванчук. Он очень общительный, доброжелательный человек. Мне тогда было 17 лет и советы старшего товарища для меня были очень важны.
– Мы знаем много поколений выдающихся шахматистов. В XIX веке шахматной звездой был Вильгельм Стейниц, в первой половине XX-го – Эмануэль Ласкер, Хосе Рауль Капабланка и Александр Алехин, позже появились Фишер, Ботвинник, Таль, Карпов… Отличаются поколения шахматистов? Как?
– Когда я начинал заниматься шахматами, я, конечно, изучал партии Стейница, Капабланки. Но сейчас я уже не могу почерпнуть из них для себя ничего нового. Думаю, что еще через лет пятьдесят шахматисты, глядя на наши сегодняшние партии, тоже будут улыбаться. Потому что наступит время безошибочных партий, потому что все ошибки будет выбраковывать компьютер. В былые времена играли по-другому. Было много отложенных партий, а динамических партий было, напротив, мало. Таких агрессивный партий, мастером которых сегодня является Магнус Карлссен, не было вовсе. Мне даже представить трудно, что спустя годы появится кто-то сильнее Карлсена! Этот человек практически не ошибается!
– А компьютер можно обыграть?
– В будущем, пожалуй, если соберутся все сильнейшие шахматисты мира и смогут свести партию с компьютером к ничьей, то это можно будет назвать большой удачей! Однако компьютеры созданы человеком, а значит человек должен найти способ их победить. Я однажды выиграл у компьютера. Дело в том, что эта умная электроника заряжена на победу и только на победу. Ничья в задачу не входит. А я стремился к ничьей. В какой-то момент компьютер был вынужден ради победы рискнуть и проиграл.
– А что насчет памяти? Сколько партий вслепую можете вести?
– Думаю, что десяток – легко. А Тимур Гареев из Узбекистана недавно провел сеанс на 50 досках. Выиграл из них 48. Но это невероятная нагрузка на голову.
– В жизни развитая память вам пригождалась? Телефонные номера всех друзей помните наизусть?
– (смеется) Я все время забываю пароль от электронной почты, оставляю телефоны в ресторанах… Я словно боюсь, что память переполнится, поэтому не загружаю ее посторонними, нешахматными, вещами. Зато однажды я не вел на турнире записи, но по окончании соревнований все свои 18 партий записал без ошибок. Впрочем не у всех шахматистов хорошая память, поэтому, скажу по секрету, некоторые все время используют один и тот же дебют.
– Вспомните свои встречи с великими?
– На мемориале Таля в Москве ко мне подошел сам Виктор Корчной и сказал: «Ты мой любимый игрок, я за тебя болею!» И пока я приходил в себя от такого комплимента, он попросил подождать, ушел и вернулся с подарком – бутылкой шампанского: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского!» Мне было очень приятно! Мы распили с другом эту бутылку в тот же вечер! (задумывается, смеется) Кажется, на следующий день я проиграл… Но о другом жалею: я хотел сказать Виктору Львовичу, какой он великий игрок и как я восхищаюсь его гением, но не успел. Был у меня и шанс встретиться с Бобби Фишером. На турнире в Исландии мне администратор сказал, что легендарный Фишер сидит в библиотеке, однако настроение у него не очень и он никого не хочет видеть, он даже не зашел на турнир… Я решил не беспокоить одиннадцатого чемпиона мира, подумал, вдруг он не пойдет на контакт, и это меня выбъет из колеи. А теперь думаю: «Надо было попытаться». Но Фишер вскоре скончался и был похоронен там же, в Рейкьявике.
– Да, у Фишера был непростой характер… Какие, на ваш взгляд, недостатки наиболее распространены у шахматистов?
– Я дружу Сергеем Карякиным, с Александром Грищуком, они не раз приезжали в гости. Но в целом шахматисты, мне кажется, не очень склонны дружить между собой. С большинством мы видимся только на турнирах, как дальние родственники видятся только на свадьбах и похоронах (улыбается).
– С азербайджанскими шахматистами дружите?
– Да, мы нередко проводим время вместе, играем помимо шахмат в домино, в нарды. И поддерживаем друг друга, это мне нравится.
– Чем отличается ум шахматиста от ума обычного человека?
– Принято считать, что ум шахматиста – математический ум. Но я думаю, что для шахматиста важнее математики интуиция.
– Этим-то и отличается человек от компьютера…
– Куда передвинуть, скажем, короля с g1, чтобы через 20 ходов он не оказался под шахом? Человеку это рассчитать невозможно. А хорошая интуиция дает верный совет. Мощно развитой интуицией обладали все великие шахматисты, например, Анатолий Карпов.
– Можно ли развить интуицию?
– Можно! И очень странно, что многие молодые шахматисты, многие тренеры не занимаются развитием интуиции. Есть немало упражнений, начиная с простейших: в какой руке зажата монетка? Сперва я всегда ошибался. Затем пересмотрел свою тактику и принялся давать противоположные ответы. И стал угадывать. А в шахматах часто, в 90% случаев, первая мысль бывает и самой правильной. Когда же начинаешь долго думать, сомневаться, то ты легко можешь утратить это правильное решение, возникшее интуитивно. Я люблю быструю игру. Потому-то я и стал чемпионом мира по быстрым шахматам.
Специально для журнала «Баку»
2019 год
Главное фото: Халид Зейналов