Я не перестаю удивляться, как в советские времена мы помещались в маленьких комнатах, маленьких квартирках. И ведь не только помещались, но и порой жили там вполне счастливо. Да, советская власть умела доставлять удовольствие: раздобыл гражданин конфеты «Чинар» — радость, купил торт «Апшерон» — праздник, накопил на ковёр — ликование, получил квартиру в отдалённом районе — вообще счастье.
Итак, когда я родился, наша семья занимала комнату в трехкомнатной квартире в старом доме напротив монтинской Башни: улица Ага Нейматулла, угол Московского проспекта. Комната была самой большой в квартире (про квартиру было в прошлом посте), ее площадь была аж 18 квадратных метров! Со мной вместе в ней жило, напомню, пять человек.
В нашей комнате помещались (от двери против часовой стрелки): раскладной диван, на котором спали мои родители (маме 19 лет, папе — 25); шифоньер; сетчатая кровать, где спали дед и бабушка. Утром, пока бабуля не убрала постель, я иногда успевал поскакать на кровати-батуте (подобные прыжки на диване однажды закончились плохо: я вкровь разбил переносицу о подлокотник, до сих пор можно разглядеть шрам). Днём на кровати строилась пирамидка из подушек. Пирамидка оформлялась ажурным покрывальцем.
Над кроватью висел ковёр с чабаном и стадом овец.
В углу находился буфет, где среди всяческой посуды красовался декоративный фарфор. В начале 70-х время погонь за хрусталем еще не наступило. Население пока радовалось статуэткам. Из наших припоминаю «Тимура» без команды, но с овчаркой, крыловского «Повара», поучающего прожорливого кота, пепельницу «Золотая рыбка» и пепельницу в виде оранжевого бегемота с разинутой пастью. Любопытно, что только взявшись за записки, которые вы сейчас читаете, я выяснил, что «Тимур» официально назывался «Юный пограничник с собакой в желтой пилотке» (Ленинградский Фарфоровый Завод имени М. В. Ломоносова, скульптор Столбова Г. С.), волшебная «Золотая рыбка» была неволшебным, хотя и позолоченным, «Карпом» Дулёвского фарфорового завода (скульптор П. М. Кожин), а бегемот оказался не пепельницей, а карандашницей, созданной на фабрике в посёлке Вербилки — первой в России частной фабрике по производству фарфора. Повара же создал М.Беляев на Полонском заводе художественной керамики.
В центре буфета красовался украинский графин в виде петуха из городницкого фарфора (автор формы М.В.Володкевич, автор рисунка Е.З.Рудич).
Разумеется, мои близкие никогда не пили из петуха-графина, не вставляли карандаши в бегемота и уж тем более не стряхивали пепел в «Карпа». Всё это было для красоты, так же как для красоты была стоящая в буфете посуда.
Следом за буфетом, «спиной к окну», располагалась тумбочка с нашим первым телевизором, конечно, черно-белым. Марка телевизора была «Аврора» или ЗК-53. Это означало, что завод произведен на ленинградском Заводе Козицкого. Спереди у телевизора была лишь ручка переключения каналов. Все остальные регуляторы находились позади. Включать телевизор нужно было, повернув ручку звука. Ну и повертеть антенну тоже было необходимо. Чтобы «Аврора» держалась «на плаву», на полу стоял трансформатор. Но и это, видимо, телевизор не спасло. И мы купили новую модель — «Крым-206» Симферопольского завода телевизоров им. 50-летия СССР. Впрочем, с комнатной антенной черно-белый «Крым» показывал не лучше «Авроры».
Рядом с телевизором на тумбочке с книгами стоял здоровенный ламповый магнитофон «Днiпро-12Н». «Н» — значило «настольный», чтобы не перепутали с «Днiпро-12П» — переносной. Да попробовал бы кто перепутать — магнитофон весил 22 килограмма!
Под магнитофоном была полка с нашей нехитрой библиотекой: «Путешествие на берег Маклая», «Американская новелла», пятитомник Вересаева, двухтомник Пушкина и т.д.
А еще из техники в комнате помещался холодильник «Ока», округлый, однокамерный, с морозильным отделением и с ручкой, напоминавшей автомобильную — ее нужно было потянуть вниз, чтобы замок холодильника отщелкнулся. Рядом с холодильником стоял еще один шкаф.
В центре комнаты находился большой круглый стол. Но и это было не всё. Когда я появился на свет, в эту же комнату втиснули мою кроватку, а чуть позже — мой столик, расписанный под хохлому и два «хохломских» стульчика.
При небрежном подсчете выходит, что свободного места в комнате оставалось не больше 8 квадратных метров.
Удивительно, что в таких плотных условиях мои родственники нередко принимали гостей, а иногда просто приходили соседи — поиграть в лото: «Барабанные палочки!» (11), «Бабушка!» (80), «Дедушка!» (90), «Армянский нос из-за угла!» (7), «Гуси-лебеди!» (22) и так далее. Даже на интерес играли. Три копейки кон.
Телевизор смотрели, как правило, по вечерам. В остальное время он стоял укрытый специальной накидкой, какие, вероятно, выпускали в Баку всякие расторопные предприятия. На покрывале были нарисованы волк и заяц из мульсериала «Ну, погоди!». Если учесть, что первую серию знаменитого мультика Вячеслав Котеночкин выпустил в 1969 году, то подобная сувенирная продукция в начале 1970-х была в самом тренде.
Первая мелодия моего детства — «Манчестер и Ливерпуль» в исполнении оркестра Франка Пурселя. Она звучала в конце программы «Время» на прогнозе погоды. После нее мне полагалось немедленно спать. А все семейство переселялось на кухню, чтобы не мешать.
— Тоня, — спросила как-то бабушку знакомая. — Мы несколько раз вечером проезжали мимо вашего дома, а у вас все время свет погашен. Вы уезжали что ли?
Изредка исключения все-таки делались. Например, когда по телевизору показывали веселый «Кабачок 13 стульев», кстати, любимую передачу Брежнева. Но я, по молодости лет, взрослого юмора тогда не понимал, и засыпал почти по расписанию.
Детское воспоминание ночи: по улице изредка проезжают машины и свет их фар пробегает по потолку квадратами окна…
Помните что-то подобное из тех времен? А фотографии остались?